Благоустроенное жилье – мечта многих из нас. Отработал смену для общества, добрался до своего этажа – и отдыхай в квартире. Топить не надо, воды – крутанул кран – хоть сутки ручей, закуток со сливным бачком тоже в тепле – благодать. Осуществил мечту, плати исправно за коммунальные услуги и радуйся благоустроенным квадратам. Но стоит только температуре опуститься ниже обычного, как сразу станет зябко, неуютно и тоскливо. Взглянешь в окно со своего холодного этажа, а там внизу, в уцелевшем, но попадающем под снос деревянном доме хозяйка затопила печь. В приоткрытую форточку на кухню ветер, как привет из детства, занесет запах березовых дров. И защемит сердце воспоминаниями...

   Бревенчатый дом от мороза трещит в углах. Бабка хлопочет у русской печи. Принесла из сеней охапку поленьев, положила растопку, запалила берестянку, и под кирпичным сводом по дровам заплясало пламя. Огонь лижет чугунок с водой, гудит в трубе, по кухне мечутся отблески с золотистым отливом. Огромный сибирский кот трется о бабкины ноги, примурлыкивает.

   Нчью мороз ледяным узором расписал окна. Воображение рисует на стекле сказочный лес с диковинными зверями. Бабка, заметив приоткрытые глаза, командует: «А ну, живо на печь». Здесь на печи благодать: два старых овчинных полушубка, в углу вязанка лука, мешок с сухарями, под потолком пучок душицы. Напротив, в переднем углу, икона Спасителя, чуть ниже еще одна – Николы-чудотворца.

   Тпло от нагретых кирпичей проникает в овчину. В отблесках пламени взгляды с образов кажутся живыми и всевидящими. Нашкодившему трудно выдержать их. Глаза закрываются, голова ищет место поудобней, дремота расслабляет тело. Снится огромный город, высотные дома и всюду машины. Трактор с мощным отвалом впереди зачем-то едет прямо на бабкин дом. Бабка стоит в стороне, в руках только иконы. Становится жутко. Надо бежать, надо защитить бабкин дом... «Чего раскричался-то, глупенький? На-ка блин», – бабка сует его в руку, запашистый, хрустящий. Сна как не бывало. Сердце с кулачок, а по всей печи отдает: тук, тук, тук.

   Тперь-то ясно: тот сон, как бабкин блин, был «в руку». Разросся город. На многих улицах центральной части нет уж первых деревянных послевоенных построек. Безвозвратно исчезли, ушли в небытие ценные и не очень архитектурные сооружения в старой части. На их месте взамен обветшалого выросли многоэтажки, школы, магазины... Да только не под силу бульдозеру времени стереть, сровнять дивные воспоминания детства о старом отчем доме с теплой русской печью и с образами в переднем углу, с их всевидящим взглядом. Господи, прости нас, шкодливых…