– Что у вас случилось? Сколько ребенку? Девять месяцев... Кроме температуры что еще? Откуда звоните? Телефон? Адрес?.. Дверь в подъезде железная? Приедем, встречайте.

   Н смену выходят восемь бригад – четыре линейных и четыре специализированных: реанимационная, кардиологическая, психиатрическая и педиатрическая.

   9.09. Разговор прерывается вызовом по рации – педиатр, выехавший к девятимесячному ребенку, не может попасть в дом – железная дверь закрыта. Наталья Беляева тут же перезванивает по телефону, откуда поступил вызов:

   – «Скорая» подъехала, откройте дверь!

   Ипоясняет:

   – Это, скорее, исключение, чем правило – мамы больных малышей обычно встречают бригаду. А вот взрослые редко... И, бывает, медики в темноте (если дело происходит ночью, а лампочка отсутствует) ищут нужную квартиру. Раньше на каждом подъезде указывались номера квартир, теперь этого нет. Больше того, люди зачастую не знают, в каком подъезде живут, еще и ругаются на нас.

   9.15. Одновременно два звонка. По одному высылают бригаду, по другому объясняют, как облегчить состояние до прихода участкового врача.

   9.20. Мне приносят халат. Теперь, если разрешат, могу съездить на вызов.

   9.23. Звонок из старой части города. Заболевшему ребеночку – год и один месяц. Наталья передает вызов на южную подстанцию и объясняет, что к ним, на центральную, поступают звонки со всего города и записываются в компьютере. Любой из них, кроме тех, что поступили с сотовых телефонов, можно прослушать, при необходимости что-то уточнить.

   – Раз зашел разговор о телефонах, не могу не пожаловаться, – делится Наталья. – Нам как воздух необходимы рации. Сейчас они установлены только на специализированных машинах, остальным приходится после каждого вызова возвращаться на базу, чтобы узнать следующий адрес. Сколько драгоценного времени, сил и бензина можно было сэкономить, если бы медиков снабдили хотя бы радиотелефонами. У пожарных и милиции они есть...

   Пдошедшие водители рассказывают, что бывают случаи, когда линейной бригаде, приехавшей к больному в частный сектор, срочно требуется помощь реаниматоров, а позвонить неоткуда. Вот и колесит водитель по поселку в поисках телефона. Или другая ситуация: возвращается бригада из деревни, вдруг в дороге – поломка, машина встала. Кто поможет? И оставив медиков «среди долины ровныя», идет горемыка-шофер пешком до ближайшего населенного пункта просить помощи для «Скорой помощи».

   9.35. Снова два звонка одновременно.

   – Хотите, чтобы приехала «Скорая» или вам дать совет? – спрашивает Наталья Николаевна и, дождавшись ответа, объясняет что-то о методах борьбы с аллергией.

   Срашиваю, много ли ложных вызовов поступает.

   – Бывают, – отвечают фельдшеры. – Иногда раздаются заведомо «ложные» звонки от людей, которым лень проведать престарелых родителей. Тогда они звонят нам, называют родительский адрес – якобы, плохо человеку. Приезжаем, а те удивляются: «Мы никого не вызывали!» На следующий день «заботливые дети» звонят снова и интересуются: «Ну, что, съездили? И как они там, живы, не болеют?»

   9.40. Отключили свет. Наталья сокрушенно вздыхает:

   – Где наш аварийный журнал? Придется теперь вызова записывать вручную, а потом переносить в компьютер...

   9.41. Свет включился! Повеселевшие фельдшеры объясняют, что каждый вызов они заносят в базу данных, выводят на печать и карту вызова со всеми данными (у них это называется «фишка») отдают бригаде. После того, как вызов обслужен, заполненная врачом карта возвращается к диспетчеру. Очень удобно.

   9.42. В старом городе – преждевременные роды. Вызов передается на южную подстанцию.

   9.45. Приступ астмы. Астматики в «Скорой» все на учете, достаточно назвать свою фамилию, и машина тут же выезжает.

   – Поедете? – спрашивают меня.

   Чо за вопрос! Минута – и я в машине, вместе с фельдшером Ольгой Степановой. Пальто накинула на халат, шапку решила не надевать... А зря. Холод адский. Понятное дело: теплого гаража, какой был у старой «Скорой», теперь рядом нет, машины круглый год стоят прямо на улице. В такие морозы, как нынешней зимой, водителю приходится долго греть мотор... А медицинские работники греются, кутаясь в пальто. Хороши уральские морозы, да быстрее бы они кончились!

   …Мужчина средних лет, прерывисто дыша, протягивает руку, привычно затягивает резиновый жгут... Ольга Викторовна ловко ставит укол, спустя некоторое время спрашивает:

   – Ну, как? Лучше?

   Улышав утвердительный ответ, прощается, и через пять минут мы снова в теплом помещении станции.

   10.20. Все телефоны заняты: на одном рекомендуют, как уменьшить боль при шейном остеохондрозе, на другом принимают вызов к пожилой женщине, у которой внезапно открылось кровотечение. Тут же по рации передают находящейся на вызове бригаде еще один адрес – снова к маленькому ребенку девяти месяцев.

   – Вчера объявили эпидемию гриппа. Много заболевших детей. К ним мы отправляем врачей в первую очередь, – заполняя «фишку», говорит Наталья.

   – Водителю, наверное, надо очень хорошо знать город, чтобы не тратить время на поиски нужного адреса?

   – Конечно, но даже если он не знает чего-то, всегда можно посмотреть карту. Иногда люди не могут внятно объяснить, куда ехать, особенно если звонят с дорожной аварии. Тут, во-первых, посттравматический шок дает о себе знать, а во-вторых, многие путают объездную дорогу с Тургоякским шоссе. А уж про трассу «Уфа-Челябинск» вообще не говорю: как объяснить, где находишься, если вокруг лес и не знаешь, какой населенный пункт рядом, в сколько километрах он от тебя... Здесь нам хорошо милиция помогает, на пару ищем пострадавших.

   Ели где-то беда...

   10.20. Все телефоны заняты: на одном рекомендуют, как уменьшить боль при шейном остеохондрозе, на другом принимают вызов к пожилой женщине, у которой внезапно открылось кровотечение. Тут же по рации передают находящейся на вызове бригаде еще один адрес – снова к маленькому ребенку девяти месяцев.

   – Вчера объявили эпидемию гриппа. Много заболевших детей. К ним мы отправляем врачей в первую очередь, – заполняя «фишку», говорит Наталья.

   – Водителю, наверное, надо очень хорошо знать город, чтобы не тратить время на поиски нужного адреса?

   – Конечно, но даже если он не знает чего-то, всегда можно посмотреть карту. Иногда люди не могут внятно объяснить, куда ехать, особенно если звонят с дорожной аварии. Тут, во-первых, посттравматический шок дает о себе знать, а во-вторых, многие путают объездную дорогу с Тургоякским шоссе. А уж про трассу «Уфа-Челябинск» вообще не говорю: как объяснить, где находишься, если вокруг лес и не знаешь, какой населенный пункт рядом, в сколько километрах он от тебя... Здесь нам хорошо милиция помогает, на пару ищем пострадавших.

   10.40. Сообщение об отморожении пальцев ног.

   Пзже, когда бригада возвращается, прошу фельдшера Николая Алякина рассказать подробности. История стара, как мир: два дня назад выпил лишку, упал на улице, обморозился... Правда, поначалу «обмороженный» пытается сочинить сказку про то, как он ходил рыбачить и вот, мол, что из этого вышло. Но опытный медик не тратит время на «сказки» и после осмотра (пальцы почернели и опухли так, что ноги в валенки не лезут) везет незадачливого «рыбака» в травматологию. Останется ли тот с пальцами или лишится их – в ближайшие дни станет ясно.

   Оин за другим звонки: высокая температура... одышка, давление... конъюктивит... снова температура...

   Мнута передышки. Фельдшеры рассказывают:

   – Часто пожилые люди вызывают «Скорую» просто так. Видимо, им не хватает внимания к себе. Одна бабушка звонила каждый день или сама, или просила соседей. Только сын из дома – она на телефон. Пытаемся таким людям объяснять, что где-то, может быть, умирает человек, мы там нужнее, чем здесь...

   11.02. Переговорив, Наджия кладет трубку:

   – Вот типичный случай, о чем мы вам уже рассказывали. Родственники вызывают врача к родителям, чтобы потом узнать от нас, живы ли они.

   11.04. Снова роженица.

   – Надо же, обычно они ночью вызывают, а сегодня вдруг дневные пошли.

   11.10. Мне наливают чай и коротко рассказывают о себе: Наталья Беляева после окончания Белорецкого училища работала в Узбекистане, на «Скорой» уже 18 лет, последние четыре года в диспетчерской. Наджия фельдшер, на время отпуска Натальи будет ее заменять. Ольга – самая молодая, но и у нее стаж работы – восемь лет.

   – Лечить людей в поликлинике изо дня в день, может, и интереснее – видишь результаты лечения, но мне нравится в «Скорой». Хотя, конечно, ругают нас. Чаще всего, ни за что. То адрес перепутают, то не могут объяснить, что болит. «Приезжайте, говорят, вы же доктора, сами все увидите». А мы должны знать, какую бригаду послать на вызов – линейную или специализированную.

   Рзговор прерывает звонок – заболел ребенок. Педиатр разрешает поехать с ней.

   ...На диване, слишком большом для худенькой детской фигурки, под толстым ватным одеялом съежилась черноволосая, смуглая девочка.

   – Зачем же вы так тепло ее укрыли? Так температура не понизится...

   Сэтими словами врач откидывает одеяло, осматривает ребенка, выписывает рецепт, ставит термометр... Незаметно оглядываю квартиру: добела вытертые ковровые дорожки, давно некрашеный дощатый пол, старенький платяной шкаф, оторванные наполовину обои...

   – Какая бедность! – говорю медсестре, когда едем обратно.

   – Разве это бедность? – Оксана Захарова удивлена. – Мы уже столько всего насмотрелись...

   – А богатые тоже вызывают «Скорую»? Или они не болеют?

   – С тех пор, как закрылась платная «Скорая», стали звонить нам. Но с ними трудно. Некоторые настаивают, чтобы снимали обувь, а мы этого делать не должны, поэтому предлагаем: «Постелите газеты, и мы пройдем». Они же, бывает, предпочитают иногда вынести детей для осмотра в коридор...

   Пявляюсь на пороге диспетчерской и тут же вопрос:

   – К наркоману поедете? Передозировка наркотических средств.

   Н раздеваясь, бегу вслед за реанимационной бригадой. Врач Елена Глазунова, медсестра Наталья Рассамахина и медбрат Александр Давлетгареев надевают резиновые перчатки прямо в машине, на мой вопросительный взгляд отвечают:

   – Готовимся заранее, потом будет не до этого.

   ...В дверях квартиры на полу прихожей скорчившись лежит невероятно худой, изможденный человек. Серо-голубое лицо, окровавленные губы и, кажется, не дышит. Медики работают четко: на одной руке измеряется давление, в другую ставят укол. Маленькая собачонка все время суетится рядом, пытаясь добраться до ватки, смоченной в спирте, ее отгоняют, но безуспешно. Мужчину бьют по щекам, он безмолвствует. После второго укола появляются признаки жизни: щеки слегка розовеют, судорожные хриплые вдохи сменяются ровным дыханием, но язык еще плохо слушается хозяина. На столе тарелка со шприцами и пузырьки ...

   14.10. Под тяжелым впечатлением от увиденного возвращаюсь в стены диспетчерской, ставшие уже родными, и слышу, как Наталья передает вызов психиатрической бригаде. Порываюсь поехать с ними, но фельдшер Александр Калиниченко тактично отказывает:

   – Не обижайтесь, пожалуйста, у нас всякое бывает.

   – Поговорите с моим мужем, – успокаивает Наталья, – он водитель у психиатрической бригады.

   – Да что рассказывать-то? – удивляется Александр Беляев. – Работа как работа. К буйным без милиции не выезжаем. Как-то приехали вместе, а зайти никто не решается: пациент с топором в руках у распахнутого окна (квартира на первом этаже), приглашает – заходите, мол, двери открыты... Уговаривали, отвлекали, пока один из милиционеров пробрался незаметно в квартиру и разоружил его. Или вот еще случай. Надо было перевести больного из отделения в психодиспансер. Заходим в палату – нет никого. Пока оглядывались по сторонам – вылезает из-под кровати, в руках скальпель и – на нас. Мы не растерялись: один бросил в него подушку, другой схватил швабру и выбил оружие...

   Вкоридоре женский голос допытывается, сделал ли сын уроки.

   Фльдшеры улыбаются:

   – Так и живем. Дома по целым суткам не бываем, воспитываем детей по телефону. Или берем их с собой на работу тут и спят, и уроки делают, и играют... Не случайно же среди работников «Скорой» много семейных династий...

   Иназывают фамилии Кирьяновых, Абдрашитовых, Холиных, Глазуновых, Мандриковых, Шмелевых.

   13.50. Звонок: мужчина 77 лет, повторная парализация. Выезжаем с врачом Юрием Даренским и фельдшером Валентиной Колокольниковой.

   ...Убогая хрущевка-«двушка». Пожилой, донельзя исхудавший человек, лежащий на старенькой тахте с закрытыми глазами, еле дышит. Сын, волнуясь, торопится пояснить, что работает сутками, с отцом сидеть некому. Врач берет невесомую старческую руку, пытается сосчитать пульс... Тихо говорит:

   – Будет лучше, если сегодняшнюю ночь вы проведете рядом с отцом. Боюсь, до утра он не доживет...

   Уе на обратном пути, видя мое состояние, Валентина говорит:

   – Сегодня это, к сожалению, обычное явление – старики часто остаются одни, без присмотра и ухода...

   14.27. Захожу в диспетчерскую в тот момент, когда Наталья пытается узнать у звонившего номер подъезда, где тот проживает:

   – Пожалуйста, сосчитайте и скажите – бригада должна знать, куда подъехать...

   Зглядываю к фельдшеру психиатрической бригады.

   – Я в «Скорой» с 95-го года, – говорит Александр. – И знаете, что замечаю? Народ все агрессивнее становится. Чем моложе, тем наглее. Раньше к врачу было больше уважения. А сейчас редко от кого услышишь «спасибо», зато «пошел ты...» от наших пациентов слышим постоянно.

   15.35. Трубку берет Наджия, некоторое время слушает, говорит:

   – Не звони больше, ладно? – и обращаясь ко мне, – Ребятишки балуются: «Приезжайте, одного мальчика ранило»

   – А если это правда?

   – В трубке слышно, что они там смеются. А если на самом деле что-то случается, то это сразу чувствуется по голосу – плачут, умоляют приехать... Стараемся от детей вызовы не принимать, всегда интересуемся, есть ли дома кто из взрослых.

   15.45. Бригада выезжает на стадион «Труд», где один из игроков футбольной команды сломал руку.

   15.54. Звонит женщина, просит прислать «Скорую» к соседу. На вопрос, что болит, ответить не может – попросили, мол, позвонить.

   – Сегодня на редкость спокойный день, – говорит Ольга. – Наверно, потому что вы пришли. Обычно по выходным вызовов гораздо больше.

   16.02. Жители одного из домов сообщают, что в их дворе неизвестный мужчина лет сорока поскользнулся и, видимо, сломал ногу.

   16.14. Снова звонок: один из любителей горнолыжного спорта получил травму.

   16. 18. И опять травма, на этот раз – позавчерашней давности: человек попал в ДТП, повредил колено, но только сегодня, обеспокоенный повышением температуры и начавшимся нагноением, решил обратиться за помощью.

   16.19. Заботливая теща вызывает «Скорую» к зятю – «темно в глазах, голова кружится».

   16.20. Снова балуются мальчишки.

   16.30. Спрашиваю, сколько вызовов к этому часу поступило.

   – С семи утра 90, – отвечает Ольга, посмотрев на экран монитора. – У педиатров пик приходится на ночное время. Выезжаем и в старый город, и в деревни, а везти детишек приходится аж на машгородок! Скорее бы в центре детскую больницу построили...

   17.15. Вызов на окраину города: якобы, два дня назад сильно избили, стало плохо.

   Весте с фельдшерами Николаем Алякиным и Татьяной Первухиной выезжаем к больному. Николай Николаевич не спеша расспрашивает пациента, при каких обстоятельствах тот получил такие травмы, измеряет давление и температуру, считает пульс...

   – Одевайтесь, поедем в травматологию.

   Пка Татьяна провожает больного в приемный покой, водитель Владимир Карягин оборачивается ко мне и с горечью спрашивает:

   – Как это вы решились вдруг к нам? Все про больницы, про больницы пишут, а «Скорая» никому не нужна...

   – Читаешь в вашей газете, как врачей благодарят, – подхватывает Николай Николаевич. – А про тех, кто оказал первую помощь, кто довез до больницы, и не вспоминают, будто нас и нет совсем. Обидно...

   Сгласна. Действительно, обидно. «Скорую» хвалить не принято, а ругать ее каждый горазд: мол «едут долго, не дождешься, помереть можно сто раз». А я увидела людей, которые делают все, что в их силах, чтобы помочь всем нам.

   Н многое – увы! – от них не зависит: бензин, которого не всегда хватает; машины, которые почему-то имеют обыкновение ломаться, и водители чинят их прямо на морозе, так как гараж у «Скорой» находится слишком далеко; отсутствие раций и радиотелефонов, из-за чего бригады вынуждены каждый раз возвращаться на базу за вызовом. А необходимая сердечникам специально оборудованная кардиологическая машина, с сентября вставшая на ремонт, не может использоваться по назначению и находится на стоянке, потому что нет средств, чтобы за этот самый ремонт заплатить…

   Иуж если быть до конца честными перед самими собой, не мы ли осложняем работу врачей «Скорой помощи» своим неумением внятно и четко назвать симптомы болезни и объяснить, как нас найти? Так может «нечего на зеркало пенять»?

   ...Покидала я «Скорую» в начале седьмого. Вечерело. Я шла домой, где ждали меня родные и горячий ужин. А тем, кто остался на станции, предстояло отработать еще целую ночь. И кто знает, выпадет ли им хотя бы минутка для отдыха?..

   Фто В. СУРОДИНА.