Вэтой деревне нет соседей, а встречи c людьми очень редки. Утром Абдулле за воротами дома некому, приветствуя, кивнуть головой, крепко по-башкирски пожать руки. В деревне всего два дома под крышей. В одном живет Абдулла. Другой пустует. Иногда брошенный становится приютом. Дверь в нем не заперта. В комнате две сетки от железных кроватей, в углу охапка сена. Печь в трещинах. Застоялый запах дыма. На стенах чего только не прочтешь. Всяк стремится о себе знак оставить. Пришел, ушел. А метка – вот она. Каков человек, таков и текст его мыслей на стене. Все как в дикой природе. Медведь, тот над головой лапой с дерева кору сдерет, волк – мочой метит. А человек, зря грамоте обучен? Пишут, что на ум взбредет, да не все с умом в те места заходят, иные другим местом думают и рукописно гадят. Народ разный бывает. Летом туристы, рыбаки. В предзимье охотники или браконьеры. Поди, различи, в чем их отличие. В глухомани закон – тайга, а охотовед один – совесть. Наступит зима, завалит все снегом до метра – уж тогда никого, ни души. Жилье Абдуллы только зверье навещает. Абдулла со зверьем ладит.

   О людей Абдулла не таится. К людям обязательно подойдет. Не спеша достанет из-за пазухи наушник, приладит к уху, аппарат включит и к незнакомцу с вопросом: «За лосем, медведем? Аль рыбку половить?» Вопрос незнакомцу вроде как по душе. А Абдулла в глаза смотрит. Его и убеждать не надо, какой ты хороший. Худому человеку руки не подаст, а только начнет наушник в ухе шевелить да проводок пальцами перебирать, а после махнет рукой – не слышу, мол, и уйдет восвояси. Зверье бережет, а если поздоровался за руку – непременно посоветует, как найти клевое место на речке, туристам разъяснит путь к вершине, охотнику утвердительно скажет: есть, есть еще дичь в тайге, не перевелась. А где? Ты же охотник.

   П прямой от дома Абдуллы до вершины Большого Иремеля, через хребет Аваляк, через Тыгынское болото, как птице лететь, пяти километров не будет. А ежели тропами по бурелому, по тайге подниматься – день ходьбы. Стало быть, на закат с вершины Иремеля полюбоваться лишь время и останется.

   Ктати про Тыгынское болото. Ученые заповедника, бывавшие там, утверждают, будто сохранилась еще с древних времен вечная мерзлота в нем.

   Итерес к краю и любопытство заманили нас с другом в те края года три назад. Поразмыслив над картой, проложили маршрут к истокам Белой. Поздней осенью на УАЗике полмаршрута прошли по сухой примерзшей дороге. А как вышли за семисотметровую высоту – пейзаж преобразился. Зима. Все в снегу. В тот год исток Белой искать не стали, завлекла отчего-то другая дорога. Сверток на исток оставили справа. Зато открыли для себя «имение» Абдуллы. День был солнечный, ветреный. Большая поляна, ярчайший снег, вдали Аваляк, внизу речушка. Ее вот-вот скует мороз. Среди этого безмолвия два дома и никого. В одном, как нам показалось, еще недавно, с полмесяца – месяц назад жил кто-то. На снегу лишь следы мышей, да лисицы. Подумалось: жилье на зиму покинул хозяин. А в ту осень Абдулла в больницу попал, беда случилась. Мотоцикл «Урал» занесло, не удержался Абдулла, упал. Придавило ездока железом. Сутки, двое иль больше в тайге пролежал он под мотоциклом без сил. Нашли охотники, от верной смерти спасли.

   Рчушка за домом на диво водой белеса. Будто там, в верховьях, кто-то без устали моет молочные фляги. Белая. Тут и голову не надо ломать, откуда название. С истоков река уже белая. Встреча с деревней, с Белой была недолгой. Вылил минералку, опустил бутылку в молочную реку, прижал горлышком к камню. Зафырчал, забулькал воздух. «Агидель» – красивое имя у реки ежели произнести по-башкирски. Река действительно красива: то горный перекат с изгибом, то вдруг плес, а на повороте омут. С камушка на камень можно в три прыжка оказаться на другом берегу. Но есть берега обрывисты, подмыты, завалены сучьями и сухостоем – бушует в половодье, в брод не перейдешь. По берегам заросли черемухи, рядом нетронутый еловый лес, местами мощные березы. То ли белое безмолвие и заснеженный лес, то ли пустая деревня с ее тайной и большое кладбище на краю с огромными торчащими каменными плитами из земли, то ли что-то еще неосознанное вдруг определилось в одно: здесь непременно надо еще побывать.

   Как ни странно, но на карте Башкирии эта первая деревня в два дома на реке Агидель (на Белой) обозначена крупным кружком. Бай(ак)сакалово. (Ак) – это я сам в слово вставил, чтоб разобраться в названии. Если попытаться перевести название на русский, то смысл будет таков: богатый старец. Кто жил в тех местах сказывают: от леспромхоза работали, лес валили, по Белой до Белорецка сплавляли. В послевоенное время лес всюду валили. А деревня, судя по большому кладбищу, издавна на Белой стоит. За прошлые годы мы не раз еще бывали в Байсакалово, познакомились с Абдуллой.

   Жвет Абдулла на берегу Агидель без малого восемнадцать лет. Раньше были соседи, но вот уже несколько лет он здесь единственный оседлый житель. Жизнь прошла как у многих из его поколения. С 1926 года он. Фронт, работа семья. В подробности Абдулла вдаваться не любит. На вопрос, почему живет вдали от людей, вспомнил, как однажды там, где он жил раньше к нему ночью залезли воры, как когда-то у магазина угнали велосипед, а еще, в кои веки, надавали тумаков. На людей не в обиде, просто захотелось душе быть в единение с природой.

   Уодить душе!? Трудно даже преДставить сегодня жизнь вдали от цивилизации. Нет электричества, удобств, магазинов, нет ничего, к чему так быстро привыкает человек. Зато есть удивительно чистый воздух, есть мелодия ветра, журчание реки, есть тишина ночи, есть темное небо с поразительно крупными звездами. Однако из всего этого Абдулла чувствует лишь половину. Потерян слух. Вместо телевизора можно смотреть в окно. Ни в одном фильме не увидишь, как под окном мышкует лиса, как зайчиха приходит к жилью, чтоб погрызть желтый ледок у лошадиного следа, как по весне на поляне бьются косачи иль важничает глухарь, как по реке, посвистывая, плывет выдра, охотится норка. И все это каждый день, год за годом, рядом, а не где-то там за доллары на суетливых «необитаемых» островах.

   Зерье Абдуллу не боится, по его рассказам даже волчица, чье логово было в километре от жилья, часто провожала его до покоса и однажды до смерти напугала помощника. Про медведя Абдулла сказал: умнее зверя нет и в доказательство привел случай из жизни бывшего соседа. Решил тот на мишку капкан поставить. Попался зверь, в лес капкан утащил. Сосед по кровавому следу нашел капкан с медвежьим пальцем, а через месяц – свою задранную зверем лошадь. Из десятка медведь выбрал именно соседскую – рассчитался с обидчиком.

   Абдулла, считай, горец. Живет он на высоте в 612 метров (это на триста метров выше Миасса). В июне еще снег, в августе уже снег. За короткое лето земля родит только травы и чуть-чуть картошки. Чем сыт Абдулла? Не ошибусь, если скажу: трудом. Лошади, коровы, куры и трактор «Беларусь» – вот его натуральное хозяйство. А сыта ли душа? Наверное, да. Абдулла стихи пишет, по-своему, как умеет, чаще белый стих выходит. О чем стихи? Да о том что рядом, про леса и реку, про горы, что вдали, про стужу, про капель и половодье на Агидель. Наизусть чуть не все прочтет, да понять русско-башкирский не всегда легко. В сенях на двери, от руки на листке тоже его стих, вроде как молитва, а суть та же – как радостно душе в природе.

   Н скажешь, что Белая в верховье богата рыбой, но есть серебристая рыбешка на перекатах, голавль, налим. Нынче редкий рыбак едет за рыбой. Сейчас рыбы в магазинах на выбор всякой. Нынешний рыбак любит процесс. В предзимье активизируется налим. А, что если за налимом?.. Шесть часов ушло на дорогу, два из них – на последние пять километров. В горах снегу выпало – УАЗики мостами гребли, брод на Белой льдом сковало. Пришлось бензопилой прорубать. Еле добрались до «имения» Абдуллы. На стук в окно вышла женщина: «Вам Абдуллу?». Скатала снежок и кинула куда-то под навес: «Абдулла совсем не слышит». Абдулла рад встрече: «лошадку запрягать надо!» и кивнул на наши умазанные вездеходы. Гостинец – индийский чай принял с благодарностью, от ста грамм за встречу отказался наотрез. Указав пальцем в небо, сказал: «Если б выпивал – давно бы уж там был».

   Зсветло успели соорудить бивак, поставить на снегу палатку, наготовить дров, в реке на ночь раскинуть закидушки на налима. Абдулла к костру подошел так тихо, что мы даже вздрогнули от неожиданности. В руках у него был подойник и пластмассовое ведерко.

   – Молоко свежее, только сейчас жена подоила. А это творог. Жена по-особому его готовит.

   Вуснее того творога в жизни из нас никто не пробовал. Творог из топленого молока. А молоко жирное, ароматное, назову лекарством – не ошибусь.

   Укостра Абдулла рассказывал то про лес, про то, как однажды поймал большого налима, про юность вспомнил: взяли на фронт, еще не было и шестнадцати. В разговоре он не раз подчеркивал, что сейчас есть в доме хозяйка.

   – Абдулла, ты же вроде один жил? Женился?

   – Жены, они то приходят, то уходят. Эта с той осени здесь. Вторая зима будет. Не каждой нравится глушь.

   – А сколько всего жен-то было, Абдулла?

   –Тринадцать.

   – !!!???

   Жне Абдуллы от нашего стола мы тоже послали гостинец – яблок, помидор, огурцов.

   По рыбалку скажу: ночью процесс был – поймали налимчиков, правда, не крупных. Утром походили с удочкой по реке. После обеда заехали к Абдулле попрощаться.

   – Когда еще приедешь?

   – Может еще раз нынче, а скорее всего будущим летом.

   – Лося к березе привязать?

   Заю, что шутит, но соглашаться боюсь. Абдулле уже семьдесят восемь, а сил и сноровки, не сомневаюсь, у него и на это хватит.

   – Абдулла, чего привезти?

   – Чего надо, все равно не привезешь.

   – Вы нам газет привезите и побольше – делает заказ его четырнадцатая жена.

   – Про новые законы, про монетизацию льгот пенсионерам?

   – Ну их к шуту. «Спид-инфо» привезите. Слышите, обязательно!

   УАбдуллы опять забарахлил слуховой аппарат, трет пальцем наушник, теребит проводок, а так хочется знать, отчего смеются гости.

   Байсакало. Богатый старец.

   Фто автора.