Итоки… В нашем бегущем, стремительном мире все же у всего есть начало и конец. У каждой мысли, каждого поступка, каждой судьбы, что у реки… истоки и устье.

   Дтство… Дом стоял на берегу излучины. Здесь в давние времена речному потоку мешала каменная гряда. Но то, что казалось сильнее, долгим упорным движением воды снесено, разрушено. И теперь горным перекатом выглядывают те каменные спины.

   Уром тонкий лучик пробивался сквозь щели ставня. Искрились, танцевали пылинки в солнечных потоках. Луч касался ресниц, прогонял сон, будил и звал куда-то. Там, за окном, шумела река, щебетали птицы, звучали голоса… Жил мир. Сейчас бы нам ту радость бытия, ту свежесть детских чувств! Ноги сами несли к теплым мокрым камням. Руки тянулись к водяным струям. Чудилось, вся природа радуется твоему пробуждению!

    Дом у реки… И дорога начиналась от речного порога, всегда рядом была река. Под слоем ли льда, бурным ли потоком в половодье. Иногда в разливы вода подступала к самому дому, проникая в подполье, и надо было спасать оставшиеся с зимы продукты. Путь же в детский сад в ту пору проходил через огороды. Во дворе улицей выше соседи на время открывали ворота.

   Н бежала вода, прибавлялись года. И с каждым летом мир становился все шире, все дальше познавалась река. От Шадринского моста до Горбатого у Пионерского сада, и туда вверх по течению, вдоль забора напилочного завода. Брызги и грохот плотины… и тихий плеск весла на Миасском пруду… Белые лилии Поликарповского.

   С временем удочка и велосипед сменились книгой. Теплые летние вечера звали к созерцанию и раздумью. Пока еще робкому, как маленький ручеек. Нет-нет, да и мелькала тогда мысль: откуда ты, река? куда бежишь?

   Млодость, будто мощной волной, захлестнула, накрыла и повлекла в водовороте дел. А река бежала, год от года становясь все мельче и грязнее. Тиной и водорослями зарастало ее каменистое русло. Задыхалась у берегов, где когда-то водились налимы и щуки, маленькая больная рыбешка. И в жару в воде не плескалась уже детвора.

   90-е годы даровали Миассу небольшое послабление. От МНЗ был построен отводной коллектор. К той поре берега заросли ивняком. Кустарник стал пристанищем для соловьев и другой мелкой птахи. Относительно чистая вода… и снова над рекою крики чаек. Камышовые острова -- и даже дикие утки. Жизнь продолжалась, утверждая в желании найти Миасские истоки.

   * * *

   Вт и вырвался Миасс из ущелья, сбежал с Нуралинского хребта. Здесь он лишь по весне шумит, пенится, клокочет. Летом же прячется под землю, в заросшие травой наносы камней. На поверхности останутся меандры — сухие извилистые русла.

    Километра полтора таится река под землей до заросшей глади Нуралинского озера. Небольшое оно, да попробуй обойди. Берега подтоплены, стеной камыши с тростником. Но и здесь прорезал гору шумливый поток в крутых берегах. Дальше на его пути потаенный Алакуль, спрятавшийся среди увалов, и холодная глубь разреза.

   Втретиться с Миассом в верховьях легче всего на отрезке пути между деревнями Мулдакаево и Старобайрамгулово. После гор и горушек распахнется по течению реки даль. В туманной дымке проглянут кряжистые Нурали, болото, насыпи песка и гравия, а с боку их, обтекая перевернутую землю, журчит по камушкам Миасс.

   Н его русле и далее нанизаны гирляндой разрезы, разрезы… С берегами-отвалами, заросшими травой и ивняком, с дамбами и протоками, заболоченными участками. Вся земля на крутом повороте реки на север перерыта, вплоть до материковой. Золото… оно породило в окрестностях массу приисков. За почти 200-летнюю историю развития золотого промысла в пойме реки и ее притоков добыто свыше 125 тонн золота, и это только учтенного. Тонны и тонны соломенно-желтого, светящегося как солнце металла. Древние утверждали благородного металла, вобравшего в себя силу и свет солнечной энергии, но теряющего свою святость в деньгах.

   Вэтом районе трудно проследить течение Миасса. На карте же видно, как среди отвалов огромного карьера у деревни Ильчигулово примет он воды первой впадающей Кумач-речки. Кумачинский хребет справа подступит к самому урезу некогда бурной горной реки. Понять хоть в малой мере, каким был в прошлом Миасс, можно на крутояре Ильчигулово. В весеннее половодье в тех берегах водопадом грохочет вода. Насыпью сужено русло. Быть может, здесь когда-то вращала река мельничное колесо. Три деревни — Орловка, Ильчигулово, Мулдакаево бок о бок на левом берегу у горы Кутерды.

   Потивоположный берег. Огромный полигон золотодобычи. Лишь невдалеке островок нетронутой территории -- древнее кладбище. Круговые выкладки камней. Высоко, как стелы, подняты глыбы дикого камня в головах и ногах умерших. Вокруг километры перевернутой земли,.. а оно уцелело!

   Скаждым десятилетием все глубже раскрывается пред нами жизнь народов, населявших в прошлом этот край, и возвращает к ним уважение. Историки утверждают, что вплоть до нашей эры для кочевников Южного Зауралья и Приаралья, ведущих свое происхождение от арийских племен эпохи бронзы, восточные предгорья Урала – родина предков. Здесь находились могилы, были родовые кладбища. Сюда в летнюю пору приходили они к родовым кочевьям. Миасс встречал хрустальными брызгами из-под конских копыт!

   Уивительно отношение арийских племен к воде. Это они говорили: хочешь омыть с рук грязь — возьми посуду, зачерпни ключевой воды и омой их в стороне. Ничто нечистое не должно касаться первозданной чистоты природного источника. Он – свят. И как подтверждение связи племен и народов в округе каждый родник назван по имени и отмечен на картах.

   Сгодняшние берега Миасса после первых деревень заболочены, заросли кустами, высокой травой… Покосные угодья. Грунтовая дорога у Сулейменево обнаружит, откроет его русло, а он снова уйдет, спрячется в болото. Каскарды… Никогда не думала, что болото может быть таким красивым! Здесь плещет зеленые волны осока. Стоит стеной по руслу реки высокий тростник. В этом море переливчатых трав плывут ладьями с малахитовыми парусами берез острова. Далекий крутой Уй-таш, синие зигзаги Алабии, а под ногами северный берег, что брег морской. Крут, обтесан, под 20 метров скалы.

   Вт еще одно подтверждение давнего вывода. Хоть сегодня и относят Миасс к малым рекам, но в прошлом это была сильная, мощная река. Еще в детстве меня удивило ее изображение на карте Екатерининских времен широкой водной артерией, подобно Уралу или Каме.

   Кскарды… Журавлиный край! Впервые услышала о нем от брата, назвавшего Каскарды Журавлиным болотом… Сентябрьский день близился к закату. Оставалось два-три рядка на картофельном поле у «35-го километра» за Устиново. Ломило спину, устали руки… И вдруг журавлиный клич над головой, да не одного, не двух. Более сотни птиц кружились в небе, поднимаясь все выше. «Облет делают, в стаю сбиваются. Скоро им в путь», -- с тихой грустью произнесла пожилая соседка. Но тогда журавли не на юг повернули. По широкой миасской долине к вдали синеющей гряде Ильменских гор поплыли, равномерно махая крыльями, ряды величественных птиц! Как жаль, что с годами в том строю и неполный десяток… стал значим и ценен.

   Фто В. СУРОДИНА