Продолжение. Начало в № 86.

   Вволейбол резались допоздна. Зрителей было – хоть билеты на матч продавай. Глазели с забора, сидели на поленнице, жались к стенкам амбара. В командах с молодежью часто играли отцы. Дядя Сережа Лежнин играл вместе с сыном Шуркой. У секретаря горисполкома Ивана Алексеевича Русина, считай, была семейная волейбольная команда: Юрий, Нина, Вера, Мишка, Ванька. Ванька под сеткой пробегал не нагибаясь, а потому чаще сидел на заборе в зрителях. Мал еще. Равнодушен к волейболу был только дядя Петя Каблуков. Человек уже в возрасте, сутуловатый, с торчащим ежиком, рыжими от постоянной во рту самокрутки усами, он бочком проходил в свой амбар. Там ждала его гора обувок: сандали, ботинки... На модном каблуке туфли он чинил накануне выходного дня, к танцам. Придет девица к нему за туфельками, а он при ней еще разок по глянцевой коже щеточкой, потом бархоткой, вынет изо рта «козью ножку», взглянет из-под очков и:

   — С вас, барышня, по моим подсчетам один рубль сорок четыре копейки.

   Ве в улице знали, что дядя Петя никогда в жизни не видал «куркулятора», что нет в его амбаре арифмометра и даже обычных счетов. Все знали, что просто нужно округлить сумму в большую сторону и тогда дядя Петя в следующий раз с удовольствием возьмется надежно прикрепить свернувшийся на «дискотеке» каблук. Старшая дочь Каблуковых была замужем и работала на оборонном заводе, в каком-то номерном Челябинске. Однажды к родителям они с мужем приехали на новеньком «Москвиче», и вся округа долго удивлялась, что может так везти в денежно-вещевую лотерею. После свадьбы младшей дочери по улице отголоском веселья долго еще звучала спетая кем-то частушка:

    Дядя Петя Каблуков

    Взвился выше облаков,

    Просить кожи у богов,

    Для починки сапогов.

   Окрытое место на Ильменском болоте до сих пор еще старожилы называют Каблуковским покосом. Многие в улице держали коров. Скотина во дворе – достаток на столе. С покосом всей семьей управлялись за неделю. Табун в краю был большой. После прохождения стада по улице в шустрые игры с беготней уже не играли, опасно было. Стадо оставляло после себя «минное поле». Будет ли хорошая погода или пасмурно, собираться на рыбалку или клева не жди – сейчас смешно, но мы, пацаны, определяли по табуну. Впереди стада красная корова – жаркий день, черная – дождь, переменная облачность – если какая-нибудь пеструшка. Быков боялись — чего у них на уме? Погода может быть непредсказуема. Непредсказуемым оказалось руководство страны. Очередное постановление – и почти все стадо ушло на мясокомбинат. А про погоду стали слушать по радио. Занятные рассказы Татьяны Леонидовны о прогнозе на завтра проверить было уже невозможно.

   Втом же коммунальном доме, где мы играли в волейбол, жила еще тетя Варя Замотохина. Сыновья росли без отца. Старший был темноволосый, шустрый, невысокого роста, но задиристый. Помладше который — отличался добрым, спокойным характером. Он только что отслужил на флоте, носил настоящую тельняшку и нам, пацанам, рассказывал о море, кораблях, походах. Он много лет проработал в ЦТТ автозавода, потом где-то на Севере.

   В дворе, как в песне у Визбора, часто звучала радиола. Был и свой гений чистой красоты – Танюшка Лежнина. Но однажды музыку с пластинки пытался перевизжать тонкий, с треском голосок из обыкновенной мыльницы. В моду входили транзисторы. В магазинах миниатюрных приемников еще не было. Но во дворах уже выросли свои Кулибины, Поповы... Из деталей, что привезла Юрию Русину из «запретки» сестра, он по схеме спаял чудо в мыльнице.

   Могие из дворовых волейболистов закончили автотехникум, ушли работать на автозавод, трое в оборонку. Ближе всех к спорту оказалась Нина Русина, но и она с годами поменяла работу.

   Жли в улице и кустари-одиночки. В те годы человек без официальной работы через полгода определялся как паразитирующий элемент. Дабы избежать этого, мужики искали работу, где можно было бы сохранить силы для пимокатного дела, регистрировались в финорганах и стучали колодками в предзимье чуть не сутками. Другие же, как говорят: «у станка от гудка до гудка», но ремесло, что переняли в наследство, не забывали. Жили и в нашем краю такие. Различало их то, что один брался скатать валенцы на заказ знакомым, потел без патента. Другой старался в открытую, но для базара. В их семьях были дети, но у волейбольной сетки не скакали.

   Вдругом коммунальном доме на противоположном углу переулка жили Дубров-ские, Салимовы, еще кто-то. Рядом стоял дом Епифановых. Во всех семьях было по четыре—пять человек детей. Матерей их помню всегда в делах и хлопотах по дому, озабоченных ежедневной проблемой накормить, постирать, в магазинах для семьи накупить побольше, а истратить деньжат поменьше. Женщины в основном не работали, но их домашнюю работу вряд ли осилит наш брат-мужик. В семьях ладилось, распределялись обязанности. У детей основной была учеба, ну и, конечно, любая посильная работа по дому. Почти ежедневной обязанностью было – сходить за хлебом. До магазина добежать дело минутное, но на очереди уходило два—три часа. Каждый из нас свою долю воспитания получил именно в таких очередях.

   Н всем учеба давалась легко, но почти все вышли в жизнь нужными людьми. Глава семьи Дубровских работал на автозаводе. Одна из первых в улице эта семья получила квартиру в центральной части города. Потом уехали Салимовы, Русины. У Епифаровых старшая дочь Зоя была уже замужем за Борисом Горбатовым. Марию, помню, избирали депутатом горсовета. Сын Борис шоферил в «Скорой помощи». Валя закончила автотехникум. Татьяна после свадьбы уехала с мужем в закрытый город.

   Еть в улице два дома, уж очень друг на друга походят. Высокий фундамент, три окна на дорогу, по одному шаблону наличники с прорезной резьбой сработаны. Поговаривали, будто в домах этих два брата новоселье справили при царе еще. Я же помню в одном семью начальника городской госавтоинспекции Петра Ивановича Трубеева. У Трубеевых во дворе была корова и послевоенный, очень невзрачного вида, с дырявой брезентовой крышей «ГАЗ-67»–джип. В другом жили Лузины. Про деда Лузиных соседи говорили: печник от Бога. В улице в основном печи руками Лузиных сложены. Очажок, каменку в бане, русскую печь аль голландку отец с сыном Александром сделают так, что залюбуешься. Тяга в трубе, огонь в печи, теплый хлеб на столе, тепло в доме – все на радость людям. Бывало, старший начнет пенек под печь выкладывать, сын рядом подсобляет. Ему бы с пацанами на улице, но отец: «Ты, Санька, смотри, как отец робит, в жизни все пригодится. У настоящего печника одна рука в глине должна быть, не бойся глины-то, не сажа. Другая, которой кирпичи кладешь, — чистая, вот тогда и печь сладится любо-дорого посмотреть». Санька науку отцовскую крепко усвоил, а как отца не стало, сделался в краю первым мастером – и печником, и маляром. Двоих сыновей и дочь растили Лузины. Пробовал дядя Саша с сыновьями золотишко мыть, получалось. Только навык этот сыновьям не сгодился. Старательское дело после войны разом прикрыли. А крупиночки те, что сыновья в руках подержали, талантом в парнях проросли. Юрий лыжами увлекся, стал мастером спорта, сейчас на пенсии, всю жизнь проработал в учебных заведениях города. Заслуженный работник культуры, преподаватель училища культуры и искусства Геннадий Александрович Лузин тоже с нашей улицы, из того дома.

   Окончание следует.

   В Суродин