Нкануне Дня Военно-Морского Флота на пару часов кабинет-музей академика Виктора Петровича Макеева стал своего рода кают-компанией. Мы напросились в гости к работникам Государственного ракетного центра – фирмы, создавшей морской ядерный щит Родины и долгие годы бывшей на самом острие противостояния с теми, кого называли «вероятным противником» (Продолжение на 2-й и 11-й страницах).

   Внашем разговоре участвовали заместитель генерального конструктора Лев Ролин, проведший на подводных лодках более 700 суток, нынешний руководитель музея ГРЦ Владимир Войцехович, 36 лет занимавшийся проведением испытаний ракетных комплексов, представители службы заказчика подполковник Сергей Саночкин и капитан третьего ранга Дмитрий Кузьмин, Игорь Якупов, отрекомендовавший себя предельно ясно: «С девяти до пяти – заместитель начальника отдела, в остальное время – президент яхт-клуба «Заря».

    КАК ДЛЯ ФРОНТА

    — Практически все вы пришли еще в КБ машиностроения сразу после институтов. И вряд ли относили непосредственно к себе слова из тогдашних газетных передовиц о том, что «ковали ракетный щит Родины». Но ведь по сути так оно и было...

    Войцехович: Конечно, каждый день задумываться о таких высоких вещах просто некогда было. Но в принципе каждый понимал. Например, создавали первый межконтинентальный баллистический комплекс с ракетой 4К75. Межконтинентальная дальность – 8 тысяч километров, у американцев ничего подобного и в проекте не было. Поэтому и секретность была повышенная.

   Ша ведь борьба между двумя военно-промышленными комплексами, все это, естественно, сознавали.

    Ролин: У ракетчиков постоянно война, они постоянно в боевой готовности.

    Войцехович: Борис Евгеньевич Черток, один из немногих ныне здравствующих заместителей Королева, выпустил четыре тома воспоминаний «Ракеты и люди». Так вот, пишет там, что в период холодной войны не было миллионов убитых на полях сражений, но в лабораториях, цехах, на полигонах люди работали с такой интенсивностью, что это можно было сравнить с работой в годы Отечественной войны, когда поставляли оружие фронту. Порой и работа, и испытываемое напряжение были сродни подвигу. Это действительно так.

   Ивовсе не случайно мы были одной из самый засекреченных фирм.

    — Не один год, наверное, провели в общей сложности на полигонах?

   — Поначалу пытался считать, а потом бросил. Если все суммировать, то около пяти лет, наверное, не считая мелких командировок. Испытатели свою ответственность понимали – это ведь конечная точка в работе всего многотысячного коллектива. Поэтому работа шла и днем, и ночью.

   А если какая-то неудача при летных испытаниях... Хоть и шла телеметрическая информация в большом объеме, иногда было очень сложно причины определить. До полной ясности все останавливалось, а испытатели работали порой на износ. Хоть и интересно, конечно, было.

   Пи испытаниях комплексов первого поколения во главе с генеральным даже в казармах на 150 человек жили. Преодолевали, как говорится, трудности.

   — Думаю, не ошибусь, если скажу, что все участники разговора ходили в море...

    Войцехович: Лев Николаевич и в автономку ходил. В связи с технической надобностью, так скажем.

    Ролин: И на полюс.

    Войцехович: Генеральный тоже участвовал в походе на Северный полюс. И старт оттуда выполняли.

    — Первый раз на лодке, первое погружение. Интересно, как это воспринимается?

    Ролин: Нормально. Лодка – это ведь даже не большой дом, а целый город. По крайней мере, по энерговооруженности вполне сопоставимо. Уходит в автономку надолго. «667-я», например, на которой стояли ракеты 4К10, могла находиться в автономном плавании до 90 суток практически не всплывая. Разве только для сеансов связи, чтобы отправить сообщение о том, что все нормально. Кстати, однажды день рождения довелось на лодке отметить, 50-летие.

    — И как это было?

   — Стрельбу произвели успешно, возвращались домой. Была дана команда во время ужина погрузиться на 50 метров. В кают-компании собрались офицеры, вручили торт. И традиционные 50 граммов сухого вина, конечно.

   А всего провел, находясь на подводной лодке, 193 пуска ракет, в том числе один 16-ракетный залп, два восьмиракетных, а четырех- и трехракетные и не считал.

    — Не очень-то в голове укладывается, что из себя представляет залп шестнадцатью баллистическими ракетами, каждая из которых запросто может уничтожить мегаполис.

   — Это была операция «Бегемот». Во время подготовки испытываешь, конечно, колоссальный стресс. А когда первая ракета пошла, тут уже напряжение спадает, только следишь, чтобы лодка осталась в заданном коридоре, держала скорость, не рыскала.

   Пмню, когда делали первый шестиракетный залп на лодке 667А, то там все было на пределе, очень сложно было удержаться в стартовом коридоре. Потом, когда решили математические задачи, лодка уже удерживалась в коридоре до двух с половиной метров. Начали, потом всплыли на метр—полтора, снова заглубились. И к последнему, шестнадцатому пуску остались практически на той же глубине, на которой начинали.

   Эо о том говорит, что наши разработчики подлодок сделали огромные успехи, математики хорошо рассчитали алгоритм. Экипаж и никаких особых усилий не применял, наш комплекс автоматический: включили ключ, и ракеты одна за другой начинали стартовать.

    — Не случалось ходить друг за другом с тем самым «вероятным противником»?

   — Как-то сдавали комплекс. Конец года, надо было обязательно выйти в Норвежское море и произвести оттуда два пуска. А там как раз проходили учения НАТО. Так что двигались очень медленно, не более трех—пяти узлов, с минимальными шумами. Прокрались, всплыли под перископ, осмотрелись – вблизи никого. По международному законодательству если ближе семидесяти кабельтовых нет никакого судна, то можно проводить пуски. Время у нас было удачное – суббота, пять часов утра. Всплыли, произвели пуск, погрузились, ушли с обманным маневром. Потом через сутки вернулись на то же место, сделали второй пуск. Никто нас так и не обнаружил, хотя там и была создана противолодочная оборона, накиданы датчики, очень хорошая вычислительная техника.

   Н наши подводники сначала пристраивались под каким-нибудь сухогрузом или танкером, а когда «противник» научился было выделять из общих шумов шумы подводной лодки, и уже надобность в этом отпала. Появились ракеты с межконтинентальной дальностью, могли делать пуски из своих морей. Потом освоили Северный полюс – вообще спокойно стало. Страшновато только если что-то с реактором произойдет — лодка потеряет ход. Тогда из-подо льда всплыть практически невозможно.

    — При вас ничего не случалось?

   — Разве что мелкие возгорания, а так ничего серьезного.

    НИ В ЧЕМ НЕ УСТУПАЕМ

   — На конечный результат все сообща работают: и моряки, и ракетчики. Но чисто по-человечески сложнее всего, наверное, представительству заказчика. Если что, то в первую очередь, именно здесь головы снимут?

    Саночкин: Не знаю, с кого первого. Скорее всего – одновременно. Но то, что военное представительство находится будто в ножницах, это правильно сказали. С одной стороны сроки поджимают, с другой – необходимо выполнить все требования тактико-технического задания, с третьей – соблюсти нормативно-техническую документацию, положение о разработке стратегического ракетно-космического комплекса. Сложностей много, но стараемся находить такие совместные решения с конструкторами, чтобы они никоим образом не ухудшили какие-либо характеристики.

    Ролин: Еще Виктор Петрович Макеев заложил: техническое задание должно быть выполнено обязательно. Это сейчас некоторые, чтобы только конкурс выиграть и получить финансирование, принимают колоссальное задание, а потом его выхолащивают. Просто непорядочно поступают.

   А Макеев во главу угла всегда безопасность экипажей ставил. Потому и нет ни одного пострадавшего за пятнадцать лет – не сравнить с другими родами войск.

    Войцехович: И это не какими-то заклинаниями достигнуто. Всегда понимали: надо показать нашим детям и внукам, что они могут служить спокойно. Проводили даже специальные испытания на погружаемом плавучем стенде, специально организовывали аварийный пуск.

   Педставьте, ракета стоит на столе (была полная имитация отсека), а мы при запуске под колоссальным давлением в бак с горючим даем струю окислителя (тем самым имитируется потеря герметичности турбонасосного агрегата). Мгновенный взрыв, над шахтой вставал желто-оранжевого цвета гриб, но она оставалась герметичной. А на самом деле подобного и в принципе не могло быть. Взрывали и промежуточное днище, соединялись массы компонентов топлива, но шахта оставалась не поврежденной.

   Н практике, конечно, ни одного такого аварийного момента не было, но показали, что даже при подобной ситуации личный состав всегда будет жизнеспособен, достаточно открыть крышку шахты и всплыть.

   А поначалу моряки, конечно, чувствовали себя не очень комфортно по соседству с ракетной шахтой, так скажем. Поняли это из разговоров офицеров и матросов, когда на Северном флоте впервые вышли в море на дизельной электромеханической лодке океанского класса. Так главный конструктор пришел из боевой рубки, встал между шахтой и всеми, кто был в отсеке. Народ сразу приободрился. Ну, а эффект от пуска ракеты был примерно такой, будто отечественный лифт поехал. На этом вся боязнь закончилась.

    Саночкин: При желании можно все, конечно, довести до аварийной ситуации. А если элементарно выполнять инструкции по эксплуатации...

    Войцехович: Так любое оружие зарядите, направьте на человека и нажмите на курок. Результат, думаю, понятен.

    Саночкин: Могу твердо сказать, что за все время разработки морских ракетных комплексов ГРЦ ни разу не пошел на ослабление тактико-технического задания. Если написано, что должна быть достигнута определенная точность при определенных условиях хода лодки или волнения моря, здесь из «кожи вылезут», но добьются этого.

    Ролин: Потому и остается до сих пор лучшей в мире по своим характеристикам ракета РСМ54, созданная почти двадцать лет назад.

    Якупов: Виктор Петрович, когда всех «разворачивали» на твердотопливные машины, «пробил» этот комплекс, который и сейчас по сути – основа наших стратегических морских сил.

    — А если сравнить наши ракеты с теми, что на американских лодках?

   — Ничем не уступаем. У них всегда только твердотопливные, начиная с «Полариса», американцы добились больших успехов в создании эффективных видов топлива, у нас было отставание. И чтобы обеспечить необходимые характеристики стоящему сейчас на вооружении комплексу, пришлось делать достаточно тяжелую ракету, а под нее – лодку большого водоизмещения. Но, несмотря на затраты, комплекс очень удачным получился, а лодка – рекордная в мире, моряки ею очень довольны. Да и запас водоизмещения – это еще и характеристика живучести.

   Вобщем, все обернулось ценными боевыми свойствами, в том числе и комфорт экипажа. У американцев даже на самых последних лодках типа «Огайо» для всех не хватает постоянных спальных мест, человек десять—пятнадцать меняются по системе «горячих коек».

   Тк что наш твердотопливный комплекс в итоге ничем не уступает «Трайденту», а по ряду характеристик и превосходит. А что касается комплекса с жидкостной ракетой РСМ54, то хоть и раздаются порой голоса о том, что она опасная, практика доказала высокую надежность. И слова о том, что наши лодки – это «ревущие коровы», надо флот оставить только для охраны каботажной зоны, а центр стратегической триады перенести на «Тополя» – это, считаю, чей-то «заказ», абсолютно не имеющий под собой никаких оснований.

    — Если вернуться к представительству заказчика, то наверняка раньше с большей охотой люди приходили. Погоны, достойная зарплата...

   Сночкин: Правы, конечно. Государство в какой-то мере в девяностых годах повернулось спиной не только к ВМФ, но и ко всем Вооруженным Силам.

   А с другой стороны, если человек решил связать свою судьбу с армией или флотом, то все это его мало останавливает. К тому же в связи с реформированием с флотов гораздо сложнее к нам отпускают офицеров, поэтому приглашаем конструкторов.

    — Так ведь и раньше приходили в приемку после гражданских вузов.

   — И я окончил Челябинский политехнический. Сразу после диплома был призыв. Попал, правда, не на флот, а в ракетные войска стратегического назначения, на Байконур. Был там с 80-го по 82-й год, а потом решил остаться в армии.

    Якупов: И на какой площадке на Байконуре?

    Саночкин: На «двойке», откуда еще Гагарин стартовал. Рядом – домики Королева, Гагарина.

    — И чем же там, в степи, занимались?

   — Да то же самое делали. Приходит ракета – семь вагонов, надо разгрузить, подготовить. Я работал в лаборатории гироскопических приборов, после расконсервации проверял их точностные характеристики – не «ушли» ли они за время транспортировки.

   Нподалеку – площадка, построенная специально для «Бурана». Грандиозная посадочная полоса, огромное количество бетона было залито.

    «ВЫЙТИ И ОКУНУТЬСЯ»

    — Среди сегодняшних собеседников, хотя и все самым тесным образом связаны с ВМФ, морскую форму надевает только Дмитрий Викторович. Служили на Севере?

    Кузьмин: Пришел с Северного флота, из БЧ-5. Это реактор, все корабельные системы, так что корабль надо знать от носа до кормы. И не только по своей специальности, но и, как мы говорим, по «люксовской» части. Это БЧ-1, БЧ-2, БЧ-3, БЧ-4...

    — Но когда после школы в мореходку поступают, вряд ли понимают разницу между всеми боевыми частями...

   — Да нет, человек представляет куда идет, понимает, где хотел бы в дальнейшем служить. И я шел на механическую боевую часть – именно это было интересно.

   А Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище, куда поступил, по тем временам считалось лучшим в Союзе.

    — Интересно, откуда у миасского парня возникло желание поступить в мореходку?

   — Это мечта была. Отец, Виктор Данилович, работал здесь ведущим инженером, часто бывал в командировках, мне рассказывал. Поэтому, может, и тяга к морю появилась.

    — Представляю, что творилось на флоте девять лет назад, когда вы пришли после училища. Самый бардак, пусть это и грубо сказано.

   — Как вам сказать... Не совсем, конечно. И все равно была тяга. Если человек хочет выйти в море, он приложит все усилия. Есть такая фраза: «Выйти в море и окунуться». То есть погрузиться. На сто, двести метров. И через каждые пятьдесят выпить соленой воды... Для любого моряка – это счастье.

    — Кстати, а как вообще берут соленую воду на глубине?

   — Есть трубопроводы забортной воды, так называемые первый, второй клапаны. Открываете, наливаете трехлитровую банку. А потом традиционно на центральном посту с вручением грамоты берут плафон от аварийной лампы, наливают его полным.

    — И сколько входит?

   — Где-то литр. Выпиваете, потом раскачивают намазанную солидолом кувалду, а вы должны ее аккуратно поцеловать. После этого выдают свидетельство о посвящении в подводники и вяленую воблу. Теперь имеются все основания находиться на лодке.

    — Специалистов ГРЦ так же посвящают?

   — Обязательно. Все, кто находится на лодке, должны пройти.

    Ролин: Раньше такого не было, считались просто прикомандированными.

    Якупов: Связано, наверное, с рассекречиванием, раньше ведь вообще ничего говорить не дозволялось. А с другой стороны хорошо, что традиции становятся достоянием народа. Дети ведь растут...

    Саночкин (улыбаясь): Да и из плафонов... Есть более культурная посуда.

    Ролин: На лодке никто спиртного не употребляет. Дают 50 грамм сухого вина во время обеда.

    Войцехович: Раньше вроде дозволялось в каких-то пределах скопить пайки. Не знаю, правда, гласно или нет. Но практика была.

    Ролин: Негласная.

    — А как вообще на флоте принимают специалистов ГРЦ?

    Ролин: С большим уважением. Понимают, что мы как создатели оружия владеем всеми тонкостями, поэтому всегда способны подсказать, научить, поправить, остановить.

   Могие и не представляют, насколько сложен ракетный комплекс, обеспечивающий залповую стрельбу всем боекомплектом, автоматическое наведение на громадное количество целей. На «Акуле», например, двадцать ракет, на каждой – десять блоков, то есть под прицелом постоянно двести целей. Понятно, это возможно только при очень совершенной вычислительной технике. И не было ни одного случая, чтобы лодку сняли с боевого дежурства из-за неисправности ракетного комплекса.

    СО ВРЕМЕН ОДИССЕЯ

    — Наверное, уже у всех сложились традиции празднования Дня Военно-Морского Флота, но все начинается с яхт-клуба.

    Якупов: Года через три—четыре после начала работы занесло меня в яхт-клуб на Тургояк, так там и остался. Сейчас, конечно, переживаем не лучшие времена. Финансирования нет, флот как можем поддерживаем за счет своих кошельков. Но понимаем, что яхт-клуб – одна из визитных карточек ГРЦ.

   Нчало празднования здесь Дня ВМФ – это традиция, заложенная еще отцами-основателями. Правда, статуса общегородского у него сначала не было, это в последние годы сложилось общими усилиями – нашими, администрации машгородка, руководства предприятия, которое старается нас поддерживать, невзирая на трудности.

   Ираньше строили парад, его принимал начальник военной приемки, которого потом в газетах называли «настоящим капитаном первого ранга», а президента клуба Олега Ефимовича Лукьянова именовали инженером КБ.

   Ктати, как во всех больших городах сложно проходили дни пограничника и ВДВ, так и в Миассе праздник ВМФ. Отслужившие на флоте ребята собирались у беседки на горке, а потом, размахивая пиратским флагом, шли громить все, что попадалось под руку. Но сумели и с ними найти общий язык, ведь парни отслужили честно, отмотали лямку на флотах, без их труда и флота не было бы. Им самим, уверен, приятно не с милицией воевать, а стоять в общем строю.

    Войцехович: И пьяных, таких как раньше, теперь на празднике не бывает. По традиции все с семьями приходят. Что интересно, даже в плохое лето День ВМФ – это всегда хороший день.

    Якупов: Придут матросы и старшины запаса, которые в пятидесятые по четыре—пять лет служили, ветераны Великой Отечественной и их родственники, действующие офицеры, совет ветеранов флота, которым руководит Валерий Николаевич Гладков.

    Саночкин: Ну, а мы чествуем ветеранов в кают-компании. Как всегда – приказ о поощрении достойных, снятии ранее наложенных взысканий.

    — И обязательный тост?

   — Третий – за тех, кто в море, кто на вахте. Это обязательно в любых ситуациях, при любом застолье. Этому тосту, между прочим, больше лет, чем нашему флоту, со времен Одиссея еще.

    Войцехович: А на флотах это всем праздникам праздник. Дважды в этот день довелось быть на Черном море. Красочное зрелище! И в Балтийске, на морском канале, парад с имитацией всего, чего хотите. На Неве – само собой. На Северном флоте – парад кораблей, высадка десанта, стрельба...

    — Миасс тоже имеет право на праздник...

   — Считаю: флоты, а после них – Миасс.

   З помощь в организации встречи благодарим руководителя пресс-службы ГРЦ Елену Контареву.