Кчкаринская ты убога,

   еще смеешь просить у бога?..

   (Из раннего)

   Гас народа – глас божий.

   Пговорка

   Овладыко на небесах,

   вложи в душу чудный твой прах,

   яви щедрость, спаси и вызволь,

   и направи дорогой истин.

   Яесть раб, коий слаб и смертен.

   Пть мой звонкой стрелой очерчен…

   Н оставь… Я просить не смею,

   раз достойных дел не имею...

   Еор замер: без страсти-бритвы

   все пустые слова молитвы.

   Боже, каюсь, соблазн имею,

   кажон день от него немею:

   не хочу в нищете околеть,

   дай мне, Боже, разбогатеть!..

   Т Творец всякой твари высший,

   голос мой, я молю, услышь ты:

   я – старатель, сирый и нищий,

   недоевший и недопивший,

   и с лихвою узнавший смерть,

   и дерзнувший, ты слышишь, «сметь»!..

   Псть кощунственна и греховна,

   но слова-то – из сердца словно.

   Длго ль мне бирюком-то, волком?

   У десяток годов без толку

   в поле «дудки» пустые воют,

   с «ревматизму» все кости ноют.

   Ме бы ежли теперь начать

   и с умом уральское дело,

   да блюсти ишо благодать –

   ни алтынника здря налево,

   ни полгрошика здряшно прочь,

   провались хоть земля и небо,

   а припрет кода, станет невмочь –

   у прохожих выклянчу хлеба?!.

   Т, я слышал, как прорва, велик,

   дай же мне золотник, старик!

   Шбко, шибко желанье «сметь»,

   дай мне тожы разбогатеть!..

   Ах, ты, язви тя, жисть-дорога,

   разе эдак просят у Бога?!.

   Н желаю в ночи втихушку

   на копеечку, на полушку

   злыднем склизким, моляся, глядеть,

   дай мне разом разбогатеть!..

   Боже Благий, на небесах,

   вложи в душу кажного страх,

   шоб дощатая Палестина

   день и ночь для сердца и слуху

   много славила имя сына

   и отца и святаго духа.

    Аминь.

   Оаботился сытым пузом –

   век живи теперь с «энтим» грузом».

   10

   Нт достатку, хоть волком вой,

   часто даже по году

   пробивались мы кое-как

   из-за хлеба на воду.

   Дсять лет помыкали горе,

   и уехали с ней в Кочкарь.

   Сал у князя Кугушева штейгером,

   знал я горное дело на редкость.

   О поставил меня на шахту.

   Явозьми и жилу «сведи»…

   Соль ни бились геологи – пусто.

   Пкряхтел князь и шахту закрыл.

   Ятри ночи не спал, в лихорадке

   с «того» холоду пальцы тряслись.

   Зать, сам Бог нашептал мне «тогда»

   попросить за труды вместо денег

   лес крепежный с той шахты…

   Н глубине тридцать первой сажени

   «обнаружил» прекрасную жилу я:

   в проржавевшем кварце блестел

   золотыми слезами металл

   драгоценный. Я зубы стиснул,

   шоб никто не слыхал моих стонов,

   губы в кровь искусал,

   весь свиньей извалялся в грязи –

   и угрюмо за дело принялся…

   Мого разного мог бы сказать,

   да не всякое лыко в строку.

   12

   О, сторонушка, бита дорога…

   Вдивном крае чудес навалом,

   но, собрав золотишка сполна,

   на реке Миассе за Синим Увалом

   доживала последние дни казна.

   Овалы желтые примеряли обновы,

   готовясь шагать далеко…

   «Миасское товарищество

   графа Левашова,

   а также Дараган и Ко».

   Змля тосковала по хозяйской руке,

   и вот в стороне богомольной,

   стозвонной,

   прозябавшей до этого в страхе,

   в нужде,

   объявились, каждый сверкая короной,

   «свои» Маклаковы, Бакакины,

   Жровы,

   Фкеродты, Дунаевы, Белебеевы,

   Ппуловские, Николаевы,

   Кмалетдиновы и Стахеевы...

   Седи них он – басовитый хозяин.

   «А! Наше-е почтеньице!..»

   Нчью тучею встал –

   лохматой, уральской,

   старательской стати,

   не графский прихвостень

   мелкий шакал –

   Еор Митрофанович,

   собственной персоной;

   на ногах – сапожищи, на руках –

   волдыри.

   «Баню протопить, отскоблить

   колонны,

   ведь мы…, – сморкаясь, –

   теперича короли!»

   Н истинное богатство –

   десятитысячная масса

   безземельной, отчаянной

   «пьяной среды»,

   которая растеклась по венам Миасса

   среди золотых небылиц

   и среди нужды,

   среди чахлых огородов,

   бараков, сланцев,

   комариных лет, сугробистых зим…

   Беспросветная жизнь

   не давала шансов,

   вернее, давала на всех один!..

   «Сыщи жилу! Сыщи самородок!

   Пглядим…»

   14

   О вдовы титулярного советника

   Прасковьи Васильевны Чащихиной

   приобрел я дом с надворным

   строением,

   разломал и построил свой дом

   в стиле позднего классицизму,

   и другой – в русском стиле

   с примером ковровости

   в украшенье фасада,

   на горе, на скале, без фундаменту.

   Дести лет не будет знать сносу.

   Двять окон с одной стороны.

   Пд мрамор окрашен фасад

   двухэтажный, неделю ходи

   и не выйдешь обратно к дверям

   без спасительной нити в руках,

   Ариадниной нити небесной.

   Дже сам не прошел его весь…

   16

   Владывал деньги в открытие

   церковно-приходских школ,

   ВАлександро-Невский Храм,

   где почетным был избран старостой.

   См начальник Оренбургской

   губернии генерал-маиор

   Нколай Алексеевич Маслановец его превосходительство,

   бывало, входил, подбоченясь,

   в главный алтарь.

   Вожил деньги в Свято-Троицкую (Кладбищенскую) церковь и

   в ремесленную школу

   и во многое-многое еще…

   Н берегу пруда развел я сад,

   лодки поставил и содержал

   духовой оркестр.

   А мои подарки по праздникам

   для бедного люду, состоящие из

   20 фунтов муки, 2 фунтов сахару,

   2 фунтов масла, 4 фунтов крупы

   и 5 аршин ситца…

   Одавал всякой бедной семье.

   17

   Божий, радостный, солнечный день.

   Пичий гомон, капельная звень…

   Кзначейство, Собор Белый, Арки…

   Пд ногами на площади грязь…

   Шл он медленно, выпрямив спину;

   той осанкой мгновенно внушил

   уваженье к себе, к господину.

   Ихоть тот высокий мужчина

   платье новое верно носил

   (от лица бородатого сила)

   проходил…и «прощенье просил»,

   что-то в нем… «виноватое» было.

   18

   Впятьдесят с небольшим

   обезножел

   и все дело Василию отдал.

   Вт где вспомнил я ночную молитву,

   как, в гордыне, упав на отвал,

   к Богу дерзко и громко взывал,

   и за то он меня покарал…

   Эилог

   Дл в округе кирками изрыт;

   лес – из сосен, березок и елок;

   церкви божьей ухоженный вид;

   при заводе контора, поселок.

   – Наш хозяин задира, вампир,

   он – достойнейший будет покойник,

   а народ – как русак да башкир,

   так насквозь – старовер да разбойник.

   Т смотри, языком-то того…

   Вкабаках много разных шныряет…

   Ко такой, то да се, да чего?

   Згребут и следы закопают.

   Вдь теперь он лоскут и медведь.

   Н и хватит о нем по-пустому.

   Вяк прохожий сторонится дому,

   как начнет с перепою гудеть.

   Пыг на тройку и шпарит в простор;

   удальства, как запьет, что у Стеньки.

   О, и любит раскидывать деньги!..

   – А с чего он, родимый, попер?

   – Повезло, знать. Злодейка судьба.

   Писоветовал кто-то из баб,

   тех, что лечат и хворь, и запои:

   «Поезжай, мол, соколик в Кочкарь».

   – Что же дале?

   – Про то неизвестно.

   Вротился – ну форменный царь.

   Оил, ведь, окаянный. Что лестно:

   в день базарный деньгу раздавал

   по копеечке. Помнит, всех знает.

   Н проныра!.. Вином угощал,

   а неграмотен…Вот, ведь, бывает.

   Гворить с ним не вздумай и сметь.

   Эа выдумал, с ним по-простому,

   ведь, теперь он лоскут и медведь…

   Н и хватит о нем по-пустому.

   ПИМЕЧАНИЯ

   «Молитва. Ектения» – ряд молитв-прошений, произносимых епископом или священником при богослужении от имени верующих. Молодой Егор богохульствует, будучи не священником и произнося молитву сам и прося за себя.

   «Алтынник» – алтын, в старину монета в три копейки.

   «Полгрошик» – та же полушка, в старину монета в четверть копейки. Грош, в старину монета в полкопейки.

   «Золотник» – старая русская мера веса равная 4,26 гр.

   «Я возьми и жилу сведи» – в 1874 г. золотая жила в шахте «Котлик» в Кочкаре неожиданно исчезла. Видимо Егор Митрофанович все же скрыл ее от князя Кугушева. Через год он стал миллионером.

   «Собор Белый» – Петропавловская церковь. Была демонтирована в 30-х годах 20 века.

   «…проходил и «прощенье» просил, что-то в нем «виноватое» было». Существует версия, согласно которой Егор Митрофанович всю жизнь чувствовал вину за внезапно свалившееся на него «богачество». Его супруга например, так и не смогла привыкнуть к роли «миллионерши», жила во флигеле и вязала носки нищим. Не в этом ли кроется разгадка щедрых пожертвований этого семейства городу Миассу и в дальнейшем добровольная передача всего состояния народу при Советской власти?..

   В1917 г. на счету семейства в различных банках находилось более 25 млн. золотых рублей.

   «В пятьдесят с небольшим обезножел и все дело Василию отдал». В 1893 г. у Егора Митрофановича отнимаются ноги и он передает все дела по разработке и добыче золота сыну Василию.

   «Лоскут» – так в старину называли на Урале внезапно разбогатевшего человека из низов.