Дитрий Солодюк больше всего похож на менеджера, делающего успешную карьеру. Немногословен, взвешивает каждую фразу. Встретишь на улице, в кафе или тренажерном зале – никогда не подумаешь, что он возглавляет городской отдел налоговой полиции. Между прочим, самый молодой руководитель такого уровня в области. 29-летний капитан на полковничьей должности – это само по себе говорит о многом...

   Окуда такие?

   — Дмитрий Михайлович, согласитесь, о налоговой полиции с детства не мечтают...

   — Да и я не мечтал. Тем более, что такой структуры вообще не было. Учился в Златоустовском филиале ЧГТУ, и как раз тогда в городе появились ребята в классной черной форме, беретах. Заинтересовался, откуда такие? Смотрю – налоговая полиция. Учась на четвертом курсе, поступил на заочное отделение юридического факультета ЧелГУ, сразу же обратился в полицию. Правда, чтобы взяли, ждал два года – вакансий не было.

   — И сразу в оперативники?

   — Тогда начальником отдела в Златоусте был Андрей Викторович Винокуров, считаю его своим учителем. Пришел к нему, он тут же поинтересовался: «А кем, собственно, видишь себя у нас в полиции?» Говорю, следователем можно было бы. Но будущий шеф вернул на землю: «Для этого опыт работы нужен. А вот в оперативном есть вакансия». Так и стал опером. Интересно было, сутками на работе пропадал. Сначала специалистом второй категории, потом – первой, ведущим...

   — А с чего начинали?

   — С ликеро-водочного завода. Тогда губернатор как раз создал на всех подобных предприятиях налоговые посты, так что контролировал отпуск продукции.

   — Вокруг златоустовской «ликерки» обстановка была, мягко говоря, не самая спокойная. Не пришлось противостоять «братве»?

   — К сожалению, не успел. Морозов уже сел, «братву» разогнали, обстановка была спокойная. А вот старшим коллегам пришлось проводить довольно серьезные мероприятия, с привлечением спецслужб. И наблюдали, и следили, и выявляли большие объемы подпольной водки. Одних печатей «левых» предприятий, куда списывали эту водку, изъяли более двадцати.

   — Надо полагать, и угрозы предшественникам вашим были, и обещания «материального поощрения»...

   — Насчет «интересных» предложений – так это наверняка. А что касается угроз, то как-то не принято это у нас обсуждать. Но уж если те люди с директорами «Казака уральского» расправлялись...

   Чя чаша перетянет?

   — Оперативная работа в налоговой полиции, судя по всему, мало чем отличается от других силовых структур?

   — Да ничем не отличается. Только специфика выявляемых составов преступлений, находящихся в подследственности, разная. До недавних пор работали большей частью в двух направлениях – уклонение от уплаты налогов гражданами и юридическими лицами.

   — А сейчас добавили массу другого, вплоть до незаконного хранения оружия...

   — Чего только нет! Теперь вместо двух — 52 состава. Но, конечно, основное – большой блок экономических преступлений: мошенничество, присвоения и растраты – то есть, преступления против собственности.

   Коме того, у нас в подследственности находятся и так называемые квалифицированные составы преступлений — относящиеся к тяжким, совершенным неоднократно, группой лиц и так далее.

   — Не будете теперь «переходить дорогу» ФСБ, ОБЭПу?

   — Этот вопрос и на областной коллегии обсуждали. Представители прокуратуры говорят, что полиция – орган специфический, основной упор надо делать на выявление налоговых преступлений. Но, с другой стороны, Президент считает нас уникальной правоохранительной структурой и потому отводит приоритетную роль. Кстати, именно на это ссылаются те, кто хочет перейти на работу к нам.

   — Люди сейчас везде грамотные работают, в том числе и в самых разных фирмах. Раньше наверняка четче было видно, кто есть кто. В связи с этим какие-то новые подходы в работе не появились?

   — За десятилетие полиция, естественно, стала другой: и уровень вырос, и более совершенные средства появились. Но и у тех, против кого направлена наша работа, тоже «квалификация» повысилась. Используют технику, квалифицированные кадры, которые подчас прошли школу правоохранительных структур, знакомы с формами и методами оперативно-розыскной деятельности. И противостоять нам, учитывая финансовые возможности, могут вполне достойно.

   — Чья чаша весов перетягивает?

   — В их сторону никогда не перетянет. Как говорил Жеглов, вор должен сидеть в тюрьме. Он и будет сидеть – за это мы зарплату получаем. А что трудно – так всем трудно. Хотя и сказать, что наведем абсолютный порядок, тоже нельзя.

   — Сейчас бизнесом заняты самые разные структуры. Какие вызывают наибольшую озабоченность?

   — В последнее время часто сталкиваемся, особенно на больших предприятиях, со схемами, когда списывают на ремонтно-строительные работы фактически несуществующие затраты. Сама по себе схема не очень мудреная, но применяют очень широко...

   — Еще со времен советской власти...

   — ...И тем не менее до сих пор используют. Списывают просто умопомрачительные суммы. Вот не так давно дело было, проводили строительную экспертизу. Если по бумагам судить, то не просто евроремонт должен был быть, а какой-то «супер». А на самом деле – разруха.

   — Финансовые цепочки, оффшоры... Нас, наверное, эти проблемы не очень касаются?

   — Да нет, и у нас есть. За границу и из Миасса деньги уплывают. Доказывать только гораздо труднее, в таких фирмах как раз и работают кадры, окончившие отнюдь не три класса и коридор. Опыт, образование... Но и мы стараемся не отставать.

   Масс от Златоуста как раз тем и отличается, что бизнес здесь поживее идет, денег «крутится» гораздо больше. Это даже по ценам на те же квартиры видно.

   Эо вам не

   «маски-шоу»

   — До недавних пор у налоговой полиции был имидж главного устроителя «масок-шоу»...

   — Период становления сказывался. Считали, что так лучше, но сейчас переориентировались. Все же надо быть ближе к налогоплательщику... или неплательщику. Контингент ведь специфический, не с махровыми уголовниками, рецидивистами дело имеем.

   Хтя, если честно, бывают моменты когда думаешь: а нелишним было бы. Такие нахалы попадаются!

   — Тем не менее, ваше подразделение физической защиты сейчас нечасто увидишь. Или все проверяемые ведут себя по-джентльменски?

   — До этого еще далеко. Был случай, когда против следователя пытались силу применить. Наши ребята отреагировали соответственно, в итоге этого человека осудили, получил возможность подумать в Златоустовской ИТК.

   Вобще-то парни у нас крепкие, постоянно занимают третье место в области, после двух команд службы физзащиты управления.

   — Коль уж зашла речь об оценке работы, то какие общие критерии?

   — Раньше главным было дело возбудить, а что будет дальше, меньше волновало – даже если его прекратили по реабилитирующим основаниям из-за отсутствия состава преступления. Сейчас основной показатель – уголовные дела, направленные прокурору с обвинительным заключением.

   — И сколько дел за прошлый год в суд направили?

   — Пятнадцать.

   — А возмещение ущерба? Сколько денег вернули?

   — Так говорить, считаю, неправильно. Пополнять бюджет – задача инспекции. У нас возмещение по направленным в суд уголовным делам составило около двух миллионов рублей. Сумма небольшая, но надо учитывать следующее. В примечании к статье 198 Уголовного кодекса говорится, что если человек, совершивший преступление, раскаялся, содействовал следствию, полностью возместил ущерб, то он освобождается от уголовной ответственности. И какова будет реакция, если мы после возмещения ущерба направим дело в суд для повышения своих показателей? Ответ предугадать несложно: если в суд, то платить не будет. В результате за прошлый год из двенадцати отделов в области остались в середине. По всем показателям вторые – третьи, а возмещение ущерба подвело.

   — Не боитесь погрязнуть в бумагах?

   — Так мы действительно с ними работаем – никуда не денешься. Любое экономическое преступление – это, прежде всего, документы.

   — Но стереотип восприятия, периодически подпитываемый телевидением, другой – крепкие ребята с короткоствольными автоматами, переделы собственности...

   — Кто что видит.

   — Кстати, не сталкивались с попытками использовать вашу структуру?

   — Сталкивались. Но реализовать это стремление никому не удавалось.

   — И как это происходит? Административное давление, финансовая заинтересованность, что-то другое?

   — Если подобное и происходит, то не на уровне коммерческих структур.

   — Надо уметь сказать «нет»?

   — Разумеется.

   — Тяжело?

   — По-всякому. Тяжело или нет, но все равно говоришь.

   — Раньше широко оповещали о телефонах доверия, сейчас о них что-то не слышно.

   — По-прежнему действуют. В областном управлении специальный номер выделен, в Миассе – мой, 6-46-58, или дежурной части, 6-46-63.

   — И звонят?

   — И звонят, и приходят.

   — Как оцениваете — в силу каких причин? Убрать конкурента, проявить гражданскую сознательность?

   — Мотивы борьбы с конкурентами встречаются не так часто. Чаще другое. Можно назвать это гражданской сознательностью.

   Омолодежи

   и не только

   — Капитан на полковничьей должности... В подчинении майоры, наверное?

   — И подполковники есть.

   — Сразу пришли заместителем начальника отдела, через год стали начальником. Многие подчиненные старше вас. Как восприняли такого «раннего»?

   — Сложности при смене коллектива всегда есть и будут. И они мало зависят от возраста. Конечно, поначалу присматривались, оценивали.

   — Но свою состоятельность пришлось вдвойне доказывать?

   — Опять же Винокурова вспоминаю, он после Златоуста работал заместителем начальника областного управления. Андрей Викторович не раз повторял: «Прежде чем с других спросить, покажи, что ты сам что-то знаешь и умеешь. Помоги человеку в решении его проблем. Лишь после этого получишь моральное право спрашивать. А «шашкой махать» – явление ненормальное». Этим и руководствуюсь.

   — Глядишь, лет через десять и в столице карьера продолжится?

   — Да ладно...

   — Ваше поколение подчас потерянным называют. Наверняка знаете, чем занимаются и как живут одноклассники?

   — Совершенно однозначно могу сказать, что ни один не спился и не «снаркоманился».

   — А как восприняли, что пошли в налоговую полицию?

   — Вполне нормально. Со всеми как общались, так и общаемся. Когда в полицию пошел, это у них чисто познавательный интерес вызвало: «Что за полиция, чем занимаетесь?». Вообще, о работе разговоров практически нет.

   — Но ваши 20 лет пришлись как раз на перестроечные времена. Представляем, в каком состоянии были вы и родители, когда вся экономика полностью развалилась. Как говорится, не дай Бог жить в эпоху перемен...

   — Тем не менее все одноклассники устроены нормально. А у тех, с кем в университете учился, уже и должности неплохие. Один, к примеру, директор филиала «Импекс-банка».

   — Но молодежь чаще всего ругают. Или по привычке испокон веков старшие ворчат на младших?

   — Может, и справедливо. Домой вечером идешь – молодежь тусуется.

   — И что, неуютно себя чувствуете?

   — Да дело не в этом! Какие-то они неадекватные, что ли. Поневоле думаешь, что и сам вроде не старый, но в их возрасте таким не был.

   — Может, в другом причина? Вечером ведь не увидишь тех, кто в тренажерном зале или дома у компьютера...

   — Но, с другой стороны, и мы дома не сидели, тоже на улице были. Хотя вполне возможно, что кто-то мимо проходил и так же думал. Молодежь-то всегда громкая.

   — Интересно, кем себя считаете: миасцем или златоустовцем?

   — Провокационный вопрос... Капитаном налоговой полиции!

   Ели серьезно, сказать «миасцем» – это, надо полагать, неправильно. Златоустовцем? Наверное, да. С другой стороны, проблемы теперь заботят миасские.

   — Часто в Златоусте бываете?

   — Каждую неделю. Дочь (ей три года) пока там с бабушкой и дедушкой.

   — Скучает?

   — Спрашивает все время, когда пятница наступит, папа с мамой приедут.