Двно это было, и немало лет прошло, а письмо то я отчетливо помню, даже почерк. С него, пожалуй, и надо начать. Автор написал всего несколько строк. «Я охотник Евтеев Михаил, проживаю в поселке Атлян, поймал три рыси. Первую на 13 килограммов – 23 января, вторую – на 25 килограммов – 24 января и третью, на 20 килограммов, — 26 января. Шкуры находятся у меня».

   Рдко, но все же кое-кому удается добыть хищного зверя в наших лесах. Охотник из Атляна за неделю отловил сразу три рыси. Случай небывалый!

   — Заходи в избу. Погрейся. Михаил капканы ушел проверять. Вот-вот должен подойти, — хозяйка распахнула калитку. Отказался. Решил побродить по улицам с фотоаппаратом. Сельский быт мне всегда интересен.

   Ворой раз я уже смелее толкнул калитку. Стайка синиц вспорхнула с тушек рысей, что лежали в снегу у изгороди. Птахи с шумом расселись тут же во дворе на верхушках елочек. Хозяин откинул занавеску на окне, махнул рукой – заходи, мол. Я переступил порог. Из-за стола встал немолодой, но крепкий человек.

   — С газеты, что ль? Бабка мне уж доложила.

   — Да, вот по вашему письму.

   — Сам-то охотник?

   — Ружье есть, на уток охотился.

   — Тогда садись. Бабка, налей-ка гостю чаю, нашенского, с душицей. Звать-то как? Ты пей, пей, молока наливай, вот лепешки бабка чудно как испекла. Согрейся сперва. Ешь, не робей. После про охоту потолкуем.

   Чй с душицей для меня был в диковинку, а запашистые лепешки с медом – объедение.

   — Что ж в письме так мало написали, как поймали рысей, где?

   — Михаил-то грамоте не обучен. Это сосед про него в газету написал. Ты уж, Михаил, не серчай на Василия. В городе знать про тебя будут, газетку на память оставишь, племяннице пошлешь. Чего в этом худого-то? Человек издалека приехал. Специально к тебе. Ты всю жизнь охотничаешь. Вот и расскажи корреспонденту.

   Чо за разговор был перед моим приходом, оставалось только догадываться.

   Хзяин вышел в сени и вернулся с тремя шкурами хищниц. Они меховым ковром упали на пол. Трехлетняя внучка Наталка тут же забралась на шкуры матерых рысей, гладила мех, называла кисками.

   — Ребята наши поселковские надоумили меня сходить на Хамитовское болото. Дядя Миша, — говорят, — там рысь козлов гоняет.

   Плазил я по болоту — и верно, рысий след. Обошел кругом, выхода из болота нет, значит, там она, не ушла. Вечером за капканы взялся, подремонтировал, усилил, потаск* приладил. Утром на болото. Отыскал рысьи переходы и в трех местах капканы подладил. Она ведь всю живность переведет.

   — Какая же из них первая попалась?

   — Вот этот рысенок, — охотник показал на небольшую, лежавшую сбоку шкуру. – Иду по своей лыжне, а в том месте, где я второй по ходу капкан поставил, гляжу, все утоптано и след в чащу ведет. Недалеко, соображаю, должно быть, ушла. Я к капканам потаск привязал. По опыту знаю, такая приспособа здорово зверя выматывает. Метров пятьсот прошел по рысьему следу. Ружье наизготовку взял. Парнем-то я на волков ходил, а вот с рысью встречаться не приходилось. Гляжу, она у березы сидит, глазами сверкает. Подошел поближе, а рысь, что кошка, зафыркала.

   — Не кинулась, не прыгнула?

   — Куда ей, намаялась. Поглядел я на нее. Думаю, брешут видно, что рысь на людей нападает. Вон она – чуть больше взрослой кошки. Забросил ружье на плечо, а ее в мешок. У самого дома, слышу, заскреблась, раза два фуфайку на спине прокусывала. Во дворе вытряхнул ее из мешка...

   — А эта, что пыталась лапу себе перегрызть?

   — Самец. Сильный зверь. На второй день попался. Интересно получилось.

   Оотник делает паузу, вроде как подробности вспоминает, но чувствую: что-то такое подзадоривает его изнутри, охотничьи страсти так и просятся в рассказ, но медлит, обдумывает и с каким-то хитрым прищуром на бабку поглядывает.

   – Собираюсь на второй день опять капканы проверять, а ружье поленился взять. «На что оно мне, — думаю, — если рысь чуть больше нашей Мурки?». Вышел за ворота – слышу, бабка кричит и в распахнутой калитке ружьем машет: «Михаил, ружье забыл!» «Не забыл, — отвечаю, — а нарочно дома оставил. Иди, говорю, домой, и нечего охотника с полдороги воротать». Сколь раз ей про это толковал. А она все свое: «Вспомнишь ты меня, Михаил, как зверя увидишь». Так и пошел без ружья.

   — Неужели и этого живьем домой, как кота в мешке?

   — Не перебивай. Дошел я, значит, до места, тут и вспомнил про ружье, чтоб ей икалось. Где капкан был — все словно дровнями изъезжено. Кусты выворочены, примяты, снег кругом перепахан. След в чащу. Иду по следу и все больше силе его дивлюсь. Нет, думаю, этого палкой не возьмешь. Повернул – и обратно. Прибежал домой весь мокрый. Бабка ехидничает: «Что же ты, — говорит, — с полдороги домой-то воротился? За ружьишком, поди?». «После, — говорю, — бабка, зубоскалить будешь, а сейчас беги за Василием Рудаковым. Пущай в лес собирается. Рысь крупная попалась». Переоделся – и снова в лес. Обошли мы с Василием чащу, а след еще дальше. Силен. Шкура-то, гляди, чуток до двух метров не дотянула. Так вот, глядим, а рысь в кустах, все старается от капкана отделаться. Может, тогда и грызла лапу. Василий шепчет: «Михаил, живьем брать будем?» «Нет, — говорю, — эту и оглоблей не зашибешь». Картечью... Матерый хищник! До дому раз пять со спины на спину перекладывали.

   — Выходит, вся рысья семья в капканы угодила.

   — Самка последней попалась. Двадцать шестого января мы ее с Тамарой, с племянницей, добрали. На этот раз я уж с ружьем пошел. Вообще-то я больше с капканами люблю охотиться. Когда шоферил, бывало, после работы забегу домой перекусить, заберу капканы – и в лес. На другой день иду проверять. Свои путики** были. За сезон до трех десятков лис отлавливал. А на родине, в Альметьевском районе, капканы на волков ставил. Попадались. За год до шести волчьих шкур в заготконтору сдавал. Волка интерес был ловить, премии выписывали. Последнюю волчицу поймал уже здесь, в сыростанских лесах. Бабка, не помнишь, в каком году тебе на премию шаль-то купили?

   — Кажись, вскоре после войны.

   — С тех пор волков в наших краях не встречал, хотя, слышал, захаживают.

   — Михаил Иванович, шкуры рысьи вы тоже сдавать будете?

   — По закону обязан. Да бабка воду мутит: «Давай, — говорит, — Миша, внучке на шубку хоть одну маленькую оставим». Нет, говорю, редкий случай. Отдам государству все три. Пусть прознают, каков охотник Михаил Евтеев. А ты, говорю, бабка, своим женским умом не вводи в искушение.

   — За годы охоты вы, наверно, много пушнины сдали?

   — Да уж не помню. Сдавал волков, куниц, колонков, кротов ловил, много белок. После войны тяжело приходилось, детей подымать надо было, вот и охотничал. Привык к лесу. Дети выросли, нам с бабкой пенсии хватает, а вот с охотничьей страстью, наверно, помирать буду. В прошлом году шесть лисиц в заготконторе по первому сорту приняли. Нынче помимо рысей тоже есть что отвезти.

   Вемя пролетело незаметно. За окном смеркалось. Через полчаса уходил мой автобус в город. Жаль было расставаться, но всему свое время.

   Р S. Бывая в Атляне, не раз заезжал в дом Евтеевых. С дядей Мишей всегда было интересно поговорить. Как-то сам собой разговор при встрече получался про лес, про зверей, про охоту. Однажды встретил старого знакомого и не узнал. Резко постарел, сгорбатился, еле шел. Причиной его болезни стал барсук. Под восемьдесят было, решил еще поохотничать, поставил в барсучью нору капкан. Ловко поставил, угодил зверь. Стал дед его из норы вытаскивать, а сил-то с нажировавшим барсуком справиться не хватает. Вагу приспособил. Выдернул зверя из норы. Тут барсук и кинулся на охотника. Увернуться от когтистой лапы тот успел, но испуг остался надолго. Не один месяц мучила деда странная болезнь. Лечили доктора. Знахарка поила зельем, читала наговоры, что чуть-чуть помогло, он уж сам понять не мог. Беспокойство прошло, а сил совсем не осталось. Наверно, лет десять как охотника не стало, но до сих пор в Атляне стоит только заговорить про охоту, как тут же на слуху имя дяди Миши Евтеева. Знатный был охотник и доброй души человек.

   Дм его я сейчас даже с дороги узнаю по огромным раскидистым елям, тем, что в год нашей первой встречи только малость выглядывали за забор.

   * Потаск – груз на цепочке, чтобы зверь с капканом не ушел далеко.

   ** Путик – дорожка, лыжня от охотничьей избушки к капканам.