На днях в гостях в редакции «Глагола» побывал прокурор города Дмитрий Хиноверов. Коренной миасец, он занимает этот пост немногим больше двух лет. Окончил школу № 3, после службы в армии решил связать жизнь с юриспруденцией. Сделал этот выбор не без влияния жены брата, Марины, учившейся тогда в Свердловском юридическом. После института начал карьеру помощником прокурора в 1991 году.

   Ели есть возможность, любит с друзьями съездить на рыбалку. Правда, в последнее время не получается. Когда выдаются свободные минуты, старается посвятить их детям: девятилетнему сыну и девятимесячной дочке.

    ПЕРВОЕ ДЕЛО, ПЕРВЫЕ УРОКИ

   — Дмитрий Геннадьевич, первые шаги в любой профессии запоминаются на всю жизнь...

   — Я – не исключение. Первое дело было довольно банальным – жена убила мужа. Провели психологическую экспертизу, признали, что она была в состоянии аффекта. К тому же – двое детей. В итоге была осуждена лишь к исправительным работам. Считаю, подошли объективно.

   А первый процесс... Как плавать учат, выбрасывая из лодки, так и меня отправили в суд поддерживать гособвинение по делу о вымогательстве. Сейчас удивляюсь: и как только справился? Кстати говоря, сам стараюсь так не делать, вчерашние студенты должны сначала освоиться, понять «кухню». До сих пор благодарен адвокатам, участвовавшим в том процессе, что они не «затоптали» тогда молодого помощника прокурора. Вели себя корректно, выступали спокойно и взвешенно... Вообще, то поколение адвокатов вызывает только уважение.

   — Вы с адвокатурой по разные «стороны баррикад». И как складываются взаимоотношения?

   — В Миассе они уже традиционно нормальные, рабочие. Кое-где, насколько знаю, приводят фиктивных свидетелей, «лепят» доказательства, тем более что новый УПК позволяет это делать зачастую безнаказанно. Нас, к счастью, Бог миловал. Многих из адвокатов искренне уважаю и как специалистов, и чисто по-человечески.

   Д и что нам делить, если решаем одну задачу – устанавливаем истину. Хотя в нынешней редакции Кодекса этого термина и нет, упор почему-то сделан не на всестороннее полное и объективное рассмотрение дела, а на состязательность в процессе.

    ДЛЯ КОГО ЗАКОНЫ ПИШУТ?

   — Коль уж зашла речь о новом УПК, как считаете: изменения в законодательстве не направлены на ущемление прав прокуратуры?

   — Думаю, многие в Москве считают развал действовавшей системы своим большим достижением (по принципу «Пусть хуже, но не так, как было»). Пытаются внедрить что-то вроде американской модели, когда нам остается только уголовное преследование.

   А аресты?! До 1 июля, как известно, давал санкцию прокурор. Конечно, это происходило не так, как показывали в некоторых фильмах, где ничего не соображающий мой «коллега» санкционировал арест. Ничего подобного! Решения принимались самым серьезным образом, за каждого арестованного я отвечал всем – репутацией, благополучием семьи, свободой. Сейчас же собираются суд, адвокат, прокурор, привозим подследственного, начинаем процесс. Не спорю, судебное решение должно быть. Но иногда сутками приходится быть в суде. А другая работа стоит. Поневоле думаешь: может, специально это делается, чтобы прокуратура «отстала» от таких вопросов, как соблюдение законодательства о несовершеннолетних, о труде, банкротство предприятий, выплата пенсий, соблюдение жилищного законодательства?

   — А с определением финансового минимума, ниже которого кража уже не считается уголовным преступлением, в Госдуме вообще была затеяна какая-то чехарда...

   — Очередной абсурд нашей жизни. Это же надо было депутатам догадаться сделать 2250 рублей тем пределом, ниже которого кража – лишь административное правонарушение! Для них это, может, и не деньги. А для бабушки, у которой пенсия в два раза меньше?

   Н хоть и зашумела вся провинция, а деваться некуда – освободили от уголовного преследования всех, кто украл меньше. До анекдотов доходило. Вот в одном из поселков вскрыли магазин, украли водки и колбасы рублей на семьсот. Приехала милиция, чешут головы: состава преступления нет, что делать?

   Хрошо хоть опомнились. 4 ноября депутаты вернули прежний порог – 450 рублей. Но вопросы-то остались. А главный – почему так происходит? Тем же комитетом по законодательству в Госдуме руководит наш земляк Павел Крашенинников, грамотный юрист, умный человек...

   — Наверное, и постоянная смена генеральных прокуроров тоже сказывается?

   — Сразу московские катаклизмы у нас не чувствовались. Мы «на земле» работаем, конкретными делами занимаемся. Сказывалось потом, когда шли изменения в законодательстве. Надо заметить, что любой новый генеральный старался оставить хороший след. При Степанкове в 1992 году приняли закон «О прокуратуре», следующие добивались каких-то новых полномочий для прокуратуры, при Устинове УПК изменился. Отлично понимаю, что генпрокурор «бился» за новый кодекс, как и правозащитники, известные адвокаты, руководство МВД и ФСБ.

    ПРОКУРОР И ВЛАСТЬ

   — Генеральный прокурор – фигура политическая. И не случайно практически на каждого сразу ищут какой-то компромат, определенные круги отстаивают ту или иную кандидатуру. Пожалуй, только Казанник избежал подобной участи. А как в области, в городе?

   — Что касается Казанника, то что можно было «накопать» на вчерашнего профессора? А насчет «квартирного вопроса» Устинова была хорошая статья, в которой советовали всем прочитать закон, где четко и ясно говорится: прокурор во внеочередном порядке должен обеспечиваться жилой площадью. И, поверьте, если бы весьма серьезная проверка нашла какие-то нарушения, то были бы приняты меры.

   Оластной прокурор – тоже, наверное, политическая фигура. Лишний показатель этого – постоянно распускаемые слухи: то завтра снимут, то уже сняли. А себя ощущаю скорее «рабочей лошадкой». Да и когда заниматься политикой, вступать с кем-то в коалиции, если день начинаешь с вороха документов, часов до восьми на работе, нередко и домой бумаги захватываешь.

   Пойдите вечером мимо прокуратуры – свет допоздна горит. Следователи порой буквально ночуют. Ухожу домой – еще работают, прихожу утром – уже на работе. Ладно, если неженаты. А если есть семья, то приходится напоминать, чтобы и о доме не забывали.

   — Совсем скоро начнется подготовка к одним выборам, потом настанет черед других. Вам, наверное, тоже нервы потреплют?

   — Опять пойдут жалобы, при каждых выборах пожинаем их «богатый урожай». Мама одного из кандидатов два года назад даже Путину телеграмму посылала: дескать, сына незаслуженно обидели, голоса убавили. Ну, а мы – «слуги государевы», телеграмму спустили нам с грозным наставлением разобраться. Так что разбирались, хотя и не нашли никаких нарушений.

   З соблюдением избирательного законодательства мы надзираем, в газетах даем объявления о дежурствах в период выборов. Так что если получаем информацию о каких-то нарушениях, то подключаем милицию, разбираемся. К счастью, не могу похвастать какими-то громкими делами, вроде чебаркульского, когда там за день—два до голосования отстранили Новоселова, реального кандидата на пост главы района.

   — Отношения с властью сейчас, когда очень много подчас противоречивых законов регламентирует деятельность органов местного самоуправления, вряд ли назовешь простыми. Часто приходится отменять постановления главы города, решения горсовета?

   — У нас неплохой рабочий контакт, да и юридическая служба администрации неплохо работает. Сам глава нормально относится к нашим протестам, горсовет – к представлениям. Так что вопросы решаем цивилизованно, хотя порой и до суда дело доходит.

   Вобще, городская власть – «ребенок» по сравнению с некоторыми предприятиями, не выплачивающими зарплату своим работникам. К примеру, только из «Водоканала» сотни вполне обоснованных заявлений.

    БУДЕМ ЧИСТИТЬ С ГОЛОВЫ?

   — Вот уже десять лет в стране пытаются принять закон о коррупции, но безрезультатно. Восемь раз такие проекты направляли в правительство, но ни разу не было получено одобрение. Между тем, первый заместитель директора НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генпрокуратуре РФ Владимир Лопатин считает, что в каждом новом законе уже есть поле для мздоимства. А может, и не надо бороться? Все уже приспособились, знают, кому, сколько и когда дать. Чиновники вполне довольны своими небольшими зарплатами...

   — Я оптимист, думаю, что когда-нибудь начнем нормальную жизнь. Прав Лопатин в том, что каждый закон предполагает возможность кому-то «дать на лапу». Правда, и на Западе законы позволяют гражданам давать взятки чиновникам. Другое дело – иное воспитание, культура взаимоотношений, менталитет.

   Нредко слышишь: всех купили. Но дают-то чаще всего по собственной инициативе! Какой нужно закон написать, чтобы враз и давать перестали, и брать? Мое глубокое убеждение – здесь не обойтись без оперативной работы правоохранительных органов, которые должны полностью владеть ситуацией. Без этого вообще невозможно выявлять коррупционные преступления в органах государственной, муниципальной власти.

   — Но у нас пока все идет по принципу «Рыба гниет с головы, а чистят ее с хвоста»...

   — Так вы сами себе ответили, говоря, что правительство «завернуло» все проекты закона о коррупции. А ведь один из проектов этого закона запрещает близким родственникам представителей государственной власти заниматься коммерческой деятельностью. Другой проект не допускает не только подчиненности по службе между родственниками, но и подотчетность и подконтрольность. У нас же это пока отнюдь не исключение.

   Дугая сторона – абсурдно низкие зарплаты. Прокуратура весьма жестко карает за все нарушения милицию, но знаете, какая там зарплата?

   — Коль уж зашла речь о зарплате, то как обстоят дела в прокуратуре?

   — Более-менее приемлемо, можно нормально жить. Во всяком случае, больше чем в милиции.

   — А вам «взять» не предлагали?

   — Сначала, похоже, «прощупывали». Но поняли, что не получится, и на этом все закончилось. Хотя до смешного дело доходило. Помню, когда еще миллионы в ходу были, помогли одной бабуле, так она мне «на сигареты» 500 рублей попыталась оставить. А вообще-то даже такие случаи вызывают довольно грустные размышления – видно, люди уже настолько привыкли «благодарить...».

    ПРИСЯЖНЫЕ – НЕ ПАНАЦЕЯ

   — Скоро и у нас будет суд присяжных. Но в недавнем телесериале «Закон» наглядно показали, как им можно манипулировать...

   — Правильно показали. И отношение к новшеству поэтому довольно настороженное. А там, где суд присяжных уже начал действовать, восторгов поубавилось. Вообще, даже у молодых следователей, прокуроров поначалу бывает что-то вроде эйфории: «Вершу закон, решаю человеческие судьбы». Но со временем все встает на свои места. Так и здесь, думаю, будет. Оправдают присяжные одного-другого убийцу, и сознание встанет на место. Кстати, недавно в «Российской газете» прочитал, что в Англии уже готовят проект закона о сокращении количества дел, подлежащих рассмотрению присяжными. Как видите, можно говорить, что цивилизованный мир от этого понемногу уходит.

   Вобщем, какой-то панацеи в таком суде не вижу. Да и в том же «Законе», по-моему, правдиво показали, как происходит обсуждение вердикта: логики мало, одни эмоции.

   — В связи с этим и требования к прокуратуре повысятся?

   — Разумеется. Нас и готовят к этому. Раньше как было? Судья, прокурор, адвокат хорошо знали все стороны дела, перед специалистами упражняться в красноречии резона не было. Теперь же другое дело – адвокат «слезу выдавил», эмоции у присяжных сработали, а следователю прокуратуры останется лишь удивляться: «Как же так? Ведь вина доказана!»

   — На юрфаке система подготовки тоже меняется?

   — Уже изменилась. Теперь и ораторское искусство преподают, и даже высшую математику. У нас, конечно, такого не было.

   — Мы периодически ссылаемся на зарубежный опыт. Но в тех же США прокурор, насколько известно, совсем другой вес имеет, назначается пожизненно...

   — У нас теперь тоже определенного срока нет, это раньше ограничивались пятью годами. А так, конечно, вы правы. Если помните, против Клинтона, действовавшего в то время президента, возбудил и расследовал дело прокурор одного из штатов.

   ВРоссии пытаются слепить что-то азиатско-западное. Всегда говорю: скорее всего, для Запада их система хороша. Может, она и нам бы подошла, но при одном условии – если с завтрашнего дня начнем жить совершенно по-иному, изменим психологию людей.

   Иесли перенимать, то лучшее. Почему у нас обвиняемые практически безнаказанно могут врать, менять версии, как перчатки? Давайте не будем путать право на защиту с правом на вранье. И если там — либо молчи, либо говори правду, то у нас ответственность за дачу ложных показаний не касается обвиняемых и подозреваемых. В итоге приходится заниматься разрушением их версий одной за другой. То есть, как всегда: половину взяли, а другую оставили. Впрочем, как и во многом другом.

   — А мораторий на смертную казнь?

   — Чисто политическое решение. Бывают такие зверские убийства, что эти преступники вообще не должны жить среди людей. Переступают все мыслимые и немыслимые пределы. Вот двое убили пятерых, а потом сожгли на Васильевской свалке. Правда, и сами получили ожоги, один умер. Другому же – двадцать лет лишения свободы, из них десять – в тюрьме.

   — Но пожизненное заключение, пожалуй, страшнее смертной казни.

   — Может быть. Правда, у них имеется право просить о помиловании. Почему забываем, что в той же Америке в ряде штатов по-прежнему действует смертная казнь? И никаких митингов, демонстраций.

   — Дмитрий Геннадьевич, как удается улыбаться, постоянно видя жизнь с негативной стороны?

   — А позитива все равно больше. Несмотря ни на что, люди у нас оптимисты: «Все будет хорошо, выживем!» Опять же посмотришь, как в ином фильме тот же Садальский покажет прокурора полным идиотом, и весело становится. Хотя, конечно, если реально отобразить нашу работу на экране, то это скука смертная будет.

   Ели серьезно, то коллектив у нас очень здоровый, и не только я так считаю. Никаких склок, рабочая атмосфера. Не обходится, разумеется, и без непонимания каких-то моих решений, но стараюсь объяснять, почему поступаю так, а не иначе.

   Лди разные, но все переживают за результат. Если надо – вместе «пашем до упора».