— Прости меня... Я понимаю, тебе совсем не нужны мои извинения, объяснения, — в маленькой комнате с нудным постоянством горел свет. – Ты хоть когда-нибудь ответишь? Ведь я люблю тебя. Мне тяжело от твоего молчания... Стой! Куда ты?

   — Жить.

   — Ну прости меня, — в воздухе что-то звенело. Комната заполнялась чувством боли, любви, безысходности, заполнялась, как заполняется водой аквариум, который вот-вот лопнет от напора, — не уходи, ты ведь сама все понимаешь.

   — Мне нужно побыть одной.

   — Хорошо, только...

   — Что?!

   — Ничего.

   — Ты вернешься?

   — Не знаю...

   — Ну зачем же ты так? Я ведь тоже... Нет, я не знаю. Ладно, до завтра.

   Дерь тихо закрылась. Время ежесекундно собирало дань, оповещая тупым высокомерным звуком: тик-так. Ноги подкосились и уже где-то очень высоко продолжали тикать часы и светить лампа.

   — Я люблю тебя... Прости... Я не могу без тебя...

   Пд прессом тишины умирали глаза, слух, сомкнутые губы не жаждали воздуха. Сердце притормозило, медленно переходя на шаг, на медленный шаг... удар... удар и тишина.

   Чсы равнодушно оглянулись и остановились. Тонкие стенки аквариума лопнули, обрушиваясь мертвой тишиной... мертвой. Дощатый пол впитывал последнее тепло, даря беззаботную прохладу.

   Н звонок в дверь. Длинный мертвый звонок, заставляющий жить, разбудивший сознание времени, чувства, только что умиравшие.

   Пошла вечность, словно миг, а может быть, миг – как будто вечность.

   — Ну, открой же! Ну, зачем же ты так?! Открой... Я умоляю тебя, открой. Я ведь вернулась. Я ведь тоже... тоже тебя люблю.