Сятие блокады Ленинграда – одно из самых знаковых событий Второй Мировой. 68 лет назад советские войска отбросили фашистов от города на Неве. Жестокая цена этой победы – более миллиона жителей, погибших от голода, холода и болезней. Ленинград, на два с половиной года отрезанный от большой земли, захватчикам сломить не удалось. Очевидцев тех событий с каждым днем становится все меньше, но и сегодня они среди нас.

   Лриса Никишина:

   «Земля была сладкая. Мы ее просто ели»

   – Мой отец был кадровым военным. В 1941-м семью в страшной спешке эвакуировали в Ленинград из Белоруссии. Приехали без вещей. Поселились в коммунальной квартире. Комната – 18 метров на четверых. Кроме меня в семье у мамы – старший брат Юра и младшая сестра Люда, – вспоминает Лариса Никишина. – Мама, Клавдия Ивановна, отличалась сильным характером. Устроилась в коммунальную службу, тушила зажигательные бомбы на крышах зданий. Выкраивала время для поиска еды. Домой приносила жмых, которым кормили лошадей. Где-то умудрялась доставать столярный клей. Из него потом варили студень и ели. Иногда пробиралась к линии фронта, чтобы собрать брошенные на огородах капустные листы.

   Чобы выжить, Клавдие Ивановне приходилось покупать землю с Бадаевских складов. Спекулянты продавали ее стаканами. Землю просто ели. Почва была сладкая. Еще работникам коммунальных служб выдавали дополнительные пайки за похороны умерших. Их вывозили на кладбище и хоронили в общих могилах.

   – Мама захоронила многих, но вот побывать на могиле папы не удалось, – говорит Лариса Модестовна. – По одним данным он пропал без вести, по другим – погиб 23 мая 1943-го в бою у Синявинских высот. Можно не верить в мистические явления, но именно в этот день в комнате сами по себе разбились зеркала. А потом кто-то стучал в дверь. Мама открывала, а на пороге и нет никого.

   Птом Клавдия Ивановна от отчаяния пыталась покончить жизнь самоубийством. Но на мосту ее в последний момент остановил милиционер: «Гражданочка, пройдите». Больше не решилась.

   Лриса, ей тогда было 5 лет, хорошо запомнила прачечную во дворе, которая была доверху забита телами. До сих пор перед глазами стоят бомбежки. Умереть тогда могла несколько раз. В дом, где они жили, попала авиабомба. Попала, пробила 5 этажей и не взорвалась. В потолке образовалась дыра, через которую однажды в комнату пришла поживиться здоровенная крыса, укусила ребенка и ушла.

   – Повезло, – вспоминает Лариса Никишина. – Разве можно дать сдачи, если ты лежишь и не двигаешься.

   Вконце 1942-го жить в Ленинграде стало легче. Детей дополнительно кормили в медицинском институте. Мама водила туда ребят. Правда, уносить с собой ничего было нельзя.

   В43-м Клавдия Ивановна заболела, врачи хотели отнять ногу, но она не дала. Когда вернулась из больницы, детей пришлось забирать из детских домов. Сына сняла с грузовика, который отправлялся через Ладожское озеро в тыл. Позже оказалось, что автомобиль и все, кто ехали в нем, утонули.

   – Выжили мы только благодаря маме, – уверена Лариса Никишина. – От голода умерли соседи в остальных четырех комнатах коммунальной квартиры. А соседка, которая жила этажом выше (у нее было двое детей) совершила страшный грех – зарезала одного ребенка и его мясом накормила другого. Эта женщина сошла с ума.

   «Голодные настроения» долго витали над Ленинградом. После войны, в 1947 году, на улицах выстроилась километровая очередь. Из колхозов тогда на продажу привезли перезревшие огурцы...

   Тмара Балакина:

   «Есть хотелось бесконечно»

   Блокаду Тамара помнит больше по воспоминаниям матери. В 41-м ей было всего 3 года.

   Н самое сильное чувство того времени, конечно, голод. Есть хотелось бесконечно. Отец еще в Финскую получил ранение, поэтому в Великую Отечественную вместо фронта его отправили ремонтировать танки на Кировский завод. Проработал недолго. В феврале 42-го немецкая авиабомба угодила в цех. В здании погибли все. Работников похоронили в общей могиле на Пескаревском кладбище.

   Блокадной зимой от голода умерли брат и сестра Тамары. Мама, Антонина Алексеевна, сама колотила гробы и относила детей на задний двор, где жители складывали трупы. Вероятно, погибла бы и маленькая Тамара, но ее в августе 42-го вывезли из блокадного Ленинграда. На катере через Ладогу вместе с группой детсада и воспитательницей. Вспоминая, Тамара Балакина смахивает слезы: «Мотались от стенки к стенке. Многих тошнило. Страшно было. На той стороне нас уже ждали подводы. Довезли до поезда, погрузили в вагоны. Тронулись. Как только переехали через речку, мост взлетел на воздух от вражеской бомбы. Люди ревели».

   Вглухой алтайской деревне впервые за многие месяцы наелись досыта. Селяне сварили кашу из пшеницы, а в центр котелка для вкуса положили кусок сахара. В 45-м детсадовцев привезли обратно в Ленинград.

   – Здравствуй, Тамара, – подбежала к Томе худая, измученная женщина. Девочка не узнала мать и отказалась с ней идти. Домой Тамару привела воспитательница. Кстати, мама Томы, Антонина Алексеевна, прожила 94 года, практически не болела и умерла от старости. Врачи говорили, что от длительных голодовок произошла очистка организма. В 1946-м Тамара пошла в школу. Помнит, что из 30 одноклассников только у двух после войны остались в живых отцы.

   Егения Печникова:

   «Похлебку разливали в маленькие кружечки. На всех»

   «Начало войны я встретила 13-летней девушкой в пионерском лагере в городе Луга, под Ленинградом. Воспитанников посадили в поезд и отправили домой. По пути эшелон попал под бомбежку. Были убитые и раненые», – вспоминает Евгения Печникова.

   Всемье, кроме Жени, были сестры Галя и Нина. Мама, Марфа Гавриловна, не работала, отец, Михаил Иванович, трудился станочником на военном заводе.

   – Папа был идейным человеком, – рассказывает Евгения Михайловна. – Когда началась война, все стали закупать продукты, а нам он не разрешил. Поэтому вначале блокады мы особенно остро почувствовали, что такое голод. Конечно, потом папа долго жалел о своем поступке. Отцу, как рабочему выдавали по 250 граммов хлеба в сутки, нам – по 125. Он приносил с работы в армейском котелке суп, сам голодал. Похлебку обычно разливали в маленькие кружечки – на всех.

   Пложение в городе осложнялось еще и тем, что в сентябре гитлеровская авиация разбомбила Бадаевские склады. Дым от пожара был долго виден во всех частях города. Горький запах горелого сахара Евгения запомнила на всю жизнь. Недалеко от дома сгорел продовольственный ларек. Люди вытаскивали из-под него землю и выпаривали ее. В голодные, блокадные месяцы каждый выживал, как мог.

   Касивое трюмо мама отдала спекулянтам за 3 картошки. Больше продавать было нечего. Мебель и деревянный пол разломали на дрова. Женя помнит, в то время ей хотелось одного – поесть.

   Ее в память врезались длинные очереди, в которых люди выстаивали часами. Сегодня черные ломтики, по виду больше напоминавшие жмых, трудно было бы назвать хлебом. Тогда же эти кусочки считались настоящим лакомством, за которое подчас шла борьба. Однажды после того как Женя получила очередные пайки на всю семью, к ней подбежал коренастый мужчина, ударил по руке и выхватил хлеб. Целый день девушка плакала, ходила возле дома, не решаясь зайти. Вечером соседи рассказали матери о случившемся, после чего Марфа Гавриловна вышла во двор и забрала дочь.

   – Впрочем, голод был не единственной трагедией тех месяцев, – продолжает Евгения Михайловна. – Блокадный город постоянно бомбили и обстреливали. От бомбежек обычно прятались в траншее перед домом, но иногда тревожные сирены звучали так часто, что на них не обращали внимания. Как-то авиабомба разорвалась рядом с нашим домом. Ударной волной вынесло раму, она упала на кровать, на которой спал папа, он не пострадал только чудом. Окошко затянули тканью.

   Змой 1941-го от постоянного недоедания Михаил Иванович заболел, у него распухли ноги. В марте семью эвакуировали. До Финляндского вокзала отца везли на санках. В поезде доехали до Жихарева, затем всех посадили на полуторки и по льду Ладожского озера отправили на большую землю. По пути на глазах у Жени под воду ушел один из грузовиков автоколонны. Никто из находившихся в нем не спасся. Отца позже выходили в госпитале в Москве. В Ленинград семья так и не вернулась: слишком тяжелы были воспоминания.

   Сраницу подготовил