О общественном ремешке

   Пмню, был очень теплый день, когда я попал в тюрьму. Но не пугайтесь: стены Наровчатской тюрьмы уже долгое время не видели преступников. Хотя, конечно, они были свидетелями многих смертей: в тюрьме содержались приговоренные к 15–25 годам и к смертной казни, декабристы, следовавшие по этапу на каторгу, позже заключались сюда местные жители, священнослужители, подвергшиеся репрессиям. Самое жуткое место в этой тюрьме – камера смертников: попав сюда, заключенный наперед знал – осталось 2–3 дня и расстрел.

   Сйчас демократическая страна, и Боже упаси даже заикаться о смертной казни.

   Втом мире, где есть страны, у которых хватит денег подлить масла в огонь «цветных революций» и недалекого ума, чтобы взъерошить мирный курятник, да так переполошить его жителей, что только перья вылетать будут из окон, – для начала об общественном ремешке нужно напомнить. Во внутренней жизни общество перестало быть тем отцовским ремешком, когда могло просто и смело сказать: «Как тебе не стыдно?».

   …Одной семьей воспитывается целое поколение! Ходатайствуй, государство, в пользу семьи! Трудна эта задача – воспитать поколение. Помогай, государство! Неимоверно трудная задача – направить жизнь этого поколения в доброе русло. Не забывай, государство!

   …Жизнь – это усилия. Жизнь – это преодоление, борьба. Иначе не жизнь вовсе это, а мимолетное хождение бумажного кораблика до первого порога, феерическое красивое существование до полного самоуничтожения. Дайте верфи и мастеровых – будем строить прочный корабль! Не составит труда для него плыть и против течения. Строить всегда труднее, чем пользоваться. А строить нашей легкомысленной сегодня и ленивой натуре, привыкшей более развлекать свое тело, нежели облагораживать свою душу – вдвойне сложнее.

   Одорожной жизни

   Иавтомобильная трасса М5 «Урал», которая на родной мне южноуральской миасской земле прозвана в народе «пекинкой», потому что с Хребта российского ведет на восток, к Китаю, и Транссибирская железнодорожная магистраль – стали уже близкими и понятными для меня. Эти направления назвал бы я великим путем к музеям русской души.

   Дрожная жизнь кипит здесь своей самобытностью. Ее обитатели: водители-дальнобойщики, продавцы чая и пирожков, проводницы в поездах, люди, ищущие легкой наживы и находящиеся не в ладах с законом, бродячие и нищие, владельцы придорожных кафе и гостиниц… Самые счастливые среди них – проводницы поездов – свидетели настоящих человеческих эмоций, без фальши и надуманности; видят неподкупные слезы и улыбки во встречах своих пассажиров. Самые несчастные же и обездоленные – новообразованные люмпены, лежащие порой на обочине дороги и, следовательно, на обочине жизни.

   …В один из дней моего путешествия по Наровчатской дороге в Пензенской области чуть сильнее стал давить на педали – хотелось успеть оказаться к вечеру в Нижнем Ломове, чтобы определиться с ночлегом. Поворот за поворотом, пустые автобусные остановки, картофельные поля – и уже различимо нескончаемое движение грузовых фур на федеральной трассе. Еще сто метров и вдруг, как ком в горле, – человек на обочине. Испугавшись поначалу, остановился и подошел к бедолаге.

   Эо был худощавый мужик с пивным выпуклым животом. Рубахи на нем не было, пуп прижимался к земле. Серые штаны в цвет асфальтовой крошки были расстегнуты. Лицом он лежал на дороге, издавал невнятные звуки, но дышал спокойно.

   – Жив? – дергаю его за руку.

   О молчит.

   – Здоров?

   Нвнятно жует слова, не открывая глаз. Тут останавливается первый, потом второй автомобиль: водители интересуются здоровьем «пострадавшего». Он издевательски молчит. Тогда у одной женщины лопнула струна, и она со всей своей мощью ударила мужика по лицу: «Вставай! Задавят!».

   О открыл глаза, чуть привстал, облокотившись на руку. Откашлялся. И зверь рассвирепел! После перепалки со спасителями зверь утих и остался лежать на обочине. Какой зверь прописался в нем? Не то обезьяна, не то крокодил. Так он и остался дожидаться сумерек на обочине дороги.

   «В России живем»

   Впоминается мне бревенчатый, потрепанный ветром и дождем, старый дом в три окна. Концы охлупня на его крыше были вырублены в виде птиц, похожих на орлов. Окна дома, украшенные резными наличниками, были прикрыты красной калиной, как шелковою занавескою, смотрели на восток. Стояла еще рядом мазанка, где содержался домашний скот: куры, гуси, одна корова. Не забыть и хозяина дома. Жилистый и здоровый старик с ружьем – как сибирский каменный могиканин. Местные прозвали его Коробушкой, прозвище – с ударением на третий слог.

   Зпрягши дымчатого мерина, ранним туманным утром отправились мы с ним на луга.

   – Пр-ррр.. – раздается эхом по округе. – Становись. Стой! Пр-рр!

   Сарик натягивает вожжи, конь лениво останавливается, топором швыряя морду вниз.

   Газа Коробушки улыбчиво щурились, он закурил и, посмотрев на меня, сказал:

   – Ты знаешь, как я учу своего внука духовности-то? Говорю ему: в тишине отдыхай больше, вдали от городов, очищай мысли дурные так – иначе плохо дело.

   Яулыбнулся, он налил себе крепкого чаю, быстро выпил и, взяв косу, почти до самого обеда, отдыхая лишь на перекурах, выжигал полукольца на клеверных лужайках.

   Сое ремесло он знал хорошо

   – Научить тебя? Слухай, как надо: взял косу в руки, дал полумесяц и наступаешь, опять полумесяц – еще наступаешь. Пять-семь десятков наступлений – и сотки две твои. Вот он – закон правильного сенокоса! На, держи косу, а я посмолю чуть-чуть.

   …Сизое небо к вечеру любовно сомкнулось с землею. Ветер играл, неистово теребя листья тонких ив на берегах Катуни у Айского моста. По одну сторону моста – Республика Алтай, а по другую – Алтайский край. Это тот мост, по которому Коробушка обычно добирается до своей делянки.

   Мст платный! 10 рублей с человека за проход в одну сторону, за проезд автомобиля – в разы дороже.

   – И здесь деньги?! – слышится от многочисленных туристов.

   – В России живем! – в ответ заявляет кто-то.

   – А вода-то в Катуни – и та мутная, – недовольно волнуются первые.

   – В России живем! – безудержно продолжают теребить струну вторые.

   «В России живем!» – кривой бороздой в душах остаются эти слова. И уже, кажется, не вытравишь это недовольство никакой кислотой. А вытравлять надо. Вытравлять новыми достижениями! В культуре. В образовании. Во врачебной деятельности. Облагораживанием земель. Укреплением границ армией, держащейся на сытом солдате и офицере-отце. Воспитанием чувства преемственности, воспитанием нового поколения.

   …Мое путешествие закончилось на землях Алтая. И, как один из орлов российского герба – азиатский, я смотрел с тоской и печалью на Дальний Восток. С тоской, потому что нужно было возвращаться в Москву, с печалью, потому что бездумно позабыта азиатская наша Россия. Там – основы экономического благополучия страны и зачатки гражданского общества. Там – в освоении лесов, в возрождении любви к труду на земле – зачатки среднего класса и пробуждения истинного патриотизма. Вдали от информационных войн и подмен подлинных человеческих ценностей. В тех российских краях, где солнце встречают первыми, и откуда оно никогда не подойдет к столице, пока десятки народов не улыбнутся ему ранним утром.