Нльзя сказать, что у него был большой выбор, но даже если бы был, множество дорог не смутили бы его. Из множества дорог он выбрал бы именно эту, свою. Сколько помнил себя, он всегда этого хотел, и не мог даже вообразить, что может быть что-то благороднее. Более достойного занятия для человека он просто не мог себе представить. И действительно, это ли не венец: возвещать людям о том, что пришло время стать чище, ближе к Тому, К Которому только и стоит стремиться приблизиться…

   Соро лицо его озарится светом, скоро стихнет всё, скоро суетность осыплется, схлынет шумность, даже в доме Аль-Маади.

   Дм Аль-Маади через дорогу. В доме Аль-Маади сегодня много людей. В доме Аль-Маади сегодня чествование. Все гордятся Халилом. Все. И отец, и мать — глаза её красны — и даже… И мальчишки на улице. Все мальчишки гордятся и хотят быть такими, как Халил — лицо его обрамлено хвалебной вязью — мальчишки постарались — Англичанин хорошо платит. Но даже если бы платил меньше, всё равно — каждый хочет быть героем.

   Ве мальчишки и многие девчонки.

   А он задает себе вопрос. И отвечает: нет, он не хочет, он всегда хотел быть тем, кто он есть. Путь у каждого свой, и только на своем пути можно найти то, что действительно ищешь. Идущий своей дорогой, счастлив, он рад каждому шагу, но он обретет более.

   Сдетства знает он о своем таланте, и все знают. Но о секрете своём знает только он один. Так он думал до вчерашнего дня, пока не увидел огоньки в глазах старого кафира, что приезжал с Англичанином. Старый кафир пил чай и говорил, что много ездил по свету, много повидал, но впервые голос человека тронул его сердце более, чем то, что рождает маленькая скрипка в руках его дочери, и что он не знаток и не любитель арабского и разных там восточных разностей, что, мол, он деловой человек, но, что Англичанин был прав и, что талант действительно, большой. А Англичанин как всегда улыбался и смотрел сквозь фарфор пиалы куда-то в дальний угол своей души. У орла большие сильные крылья, величественная стать. У соловья красивый голос, открытая душа. Орел прекрасен и гармоничен летящим, соловей — поющим. И каждый в глубине души хочет быть таким, каким он наиболее гармоничен. Ибо гармония — мера всему. У каждого свой путь, у тебя своя дорога. И лучше тебя по ней никто не пройдет, и ты это знаешь. Так иди по ней не оглядывайся. Слушая своё сердце, поднимался он по каменным ступеням, зная, что скоро увидит опять то, ради чего тысячи раз в одиночестве пять раз в день слушал пыльные глухие увертюры: было сто три, осталось пять - четыре - три - две - одна …

   — Ал-ла-а-а-а…

   Ибирюза с белыми хлопьями вдруг стала неимоверно глубокой, секунда — и из этой глубины родился всполох, малиновый, в половину свода. А за ним ещё и ещё: розовый, пурпурный, шафрановый, золотой.

   Глоса своего он никогда не слышал, но люди говорят: очень красивый. Постепенно всполохи стали всё медленнее перетекать из одного в другой: индиго — маренго — зеленый, как двери мечети, затем, как молодая трава. Небо успокоилось и стало зыбким, пепельно-серым. Как всегда, на последнем слове молитвы явилась Несущему Песнь от земли до бесконечности ослепительно-белоснежная молния и, как всегда, обратилась к нему, ударив сначала в большой барабан: тумм-м! И самой звонкой сладкоголосой струной: ан-на-а-а! И опять: Тумм-м… ан-на-а-а…

   — Туманов! Туманов! Руслан, ты меня слышишь?!

   — Он вас не слышит. Может попробовать вывезти его. хотя

   бы только его одного.

   — Если бы было возможно, я бы уже вывез. Туманов!? есть, чем

   его подколоть? Что же он так стонет?!

   — Пока есть…

   — Товарищ майор!? Товарищ майор!

   — Подожди. И не приходил, значит, в сознание…

   — Нет.

   — Товарищ майор!

   — Я сказал, подожди. А какие перспективы?..

   — Ну … Жить, скорее всего, будет, а вот слышать — вряд

   ли …

   — Товарищ майор!?

   — Ну что?

   — Там связь наладили…

   — Иду.

   Ве гордятся. Все в доме Аль-Маади. И даже самый маленький — Хасан — гордится, только сказать не может — очень болен. Как ушел брат из дому последний раз — не встает маленький Хасан с постели с тех пор. Старый Саид поил его травами и всё спрашивал, откуда трехлетний мальчик знает суахили. Может травы не те, может Саид слишком старый, но скоро маленького Хасана вылечат — Англичанин хорошо платит — уже послали за настоящим доктором — скоро маленького Хасана вылечат, а пока он лежит и бредит, бедный мальчик. А пока он лежит и бредит. Губы сухие, лоб горячий, а пот холодный…

   Сстра хочет помочь ему: накрывает его мокрыми простынями, как сказал старый Саид. Она верит, что ему обязательно должно стать легче. И ему станет легче. А пока он мечется в холодном поту и всё время бормочет: “Та-ащ ма-юр… Та-щ-щ ма-юр-р… Та-а-щ-щ-ма-юр-р…”

   Автор: doctor

   www.nineli.miass.ru