В 1912 году жители Миасского завода впервые увидели аэроплан (продолжение)

Сын сенатора, племянник Льва Толстого, чиновник для особых поручений при министре финансов, Александр Кузьминский  впервые увидел аэроплан в 1909 году и буквально загорелся мечтой о полётах.

Родственники, узнав об этом, искренне сочувствовали родителям: "Бедные Кузьминские, у них три сына, а четвёртый - авиатор".

Бросив престижную работу, Кузьминский уехал  в Париж на завод знаменитого авиатора Блерио, который первым пересёк Ла-­Манш на самолёте-­этажерке, и поселился в гостинице. Каждое утро курсанты выезжали на аэродром и катались на самолёте по полю.

Луи Белрио у аэроплана

Получив от инструктора "самые туманные указания" о пилотаже, Кузьминский взлетел метров на 15, испугался, ткнул ручку вперёд - и воткнулся носом в землю.

Вот как описывается это событие в книге Владимира Казакова "Вспомни, облако!":

"В первое время аппарат никак не хотел бежать по прямой линии, а начинал крутиться вокруг своей оси. Эта "карусель" приводила нас в отчаяние. Она всегда сопровождалась какой-либо поломкой. Лишь на пятый урок мне удалось совершенно случайно уловить правильное движение ножным рулём. Через полчаса после первого удачного полёта я, гордо подняв хвост аппарата, уже мчался по всему полю.

На следующий день я опять-таки ощупью, инстинктивно потянул на себя руль глубины и незаметно для себя отделился от земли. Очутившись в воздухе метров на 15 высоты, я испугался открывшегося широкого горизонта. Земля как будто убегала из-под меня. Я грубо наклонил руль глубины и тотчас врезался в землю, поломав весь перед аппарата. Учение пришлось временно прекратить".

После трёх круговых полетов (по пять минут каждый) бесстрашному русскому вручили желанный документ, дающий право на вождение аэроплана. Он поспешил приобрести самолёт, но, обнаружив, что денег на покупку не хватает, решился на безумный шаг: отправился в казино, где, постоянно выигрывая (счастливый случай!), заимел к концу вечера необходимую сумму - четыре тысячи фунтов.

Спустя пять дней новоиспечённый авиатор вместе с механиком­-французом отправился в Россию на первый всероссийский праздник авиации.

Александр Кузьминский в самолёте Блерио

Знаменитый дядя-­писатель Лев Толстой при встрече с Александром выказал явную заинтересованность экзотическим видом транспорта. Племяннику пришлось пообещать покатать его после окончания праздника.

Но праздник для Кузьминского окончился, мягко говоря, не слишком удачно.

В той же книге Владимира Казакова читаем:

"Всероссийский праздник воздухоплавания проходил на Комендантском поле под Петербургом с 8 по 30 сентября 1910 года.

"Очнулся в клинике, - пишет он. - Выбиты все верхние зубы, повреждена челюсть, совершенно свёрнут нос, разбита коленная чашечка, сложный перелом правой руки. Восемь месяцев я пролежал в клинике. Всё искусство современной хирургии было употреблено для того, чтобы поставить меня на ноги. Несмотря на исключительные заботы профессоров Павлова и Тиллингера, я выбыл из строя. Единственным утешением в моём горе служили соболезнования, полученные мною из всех концов России и из-за границы. Палата моя от присланных цветов превратилась в оранжерею. Всероссийский праздник авиации продолжался без меня".

Узнав о том, что племянник разбился, Лев Толстой вынес вердикт: "Люди не галки, им и нечего летать…".

Собранный буквально по частям, Кузьминский, отлежав в больнице восемь месяцев, снова едет к Блерио, покупает у него новейший аппарат "Гном" и отправляется в триумфальное турне по России с целью популяризации авиации.

Из воспоминаний Александра Кузьминского:

"В 1912 году я предпринял поездку по Сибири, где до сего времени не было ещё полётов. Спутником моим в этой экспедиции был Г. Г. Шишкин, бывший оперный артист. На нём лежала реклама и организация полётов. Еще с нами два механика, один - француз, вывезенный мною из Парижа, другой - малоросс Хмара, здоровенный малый, типичный искатель приключений".

"Первый полёт, - пишет далее Кузьминский, - был в Пензе, второй в Самаре и т.д. Проезжая через Златоуст и Миасс, получил приглашение от местных заводов показать рабочим полёты. Я, конечно, согласился. Полёт так понравился рабочим, что они просили меня остаться ещё на один день. Я остался и был вознаграждён исключительным вниманием слушателей к моей лекции".

Александр Кузьминский в первом ряду, первый слева

Вездесущему миасскому краеведу Морозову удалось отыскать очевидцев памятного события.

"День клонился к вечеру, - рассказал Морозову старожил П. И. Казымов. - Было жарко. На площади за казармами бурлил народ. Что-­то громоздкое распаковывали, развязывая верёвки. Толпа людей стояла стеной, мешая рассмотреть всё подробнее. Через какое-­то время толпа отхлынула, а уцепившиеся за аэроплан люди поволокли колышущуюся повозку из рамок и верёвок к дороге…

Особый восторг вызывал момент, когда аппарат отрывался от земли. "Самой опасной минутой во время полётов, - вспоминает лётчик, - была минута спуска на землю. Обезумевшая публика, прорвав оцепление, бросалась к аппарату, чтобы выразить свой восторг. Только отчаянный мой крик и безумное махание руками спасали аппарат от разгрома".

Многие просили покатать их, особенно женщины, но авиатор вынужден был отказывать, так как его аппарат "Блерио" был одноместным.

После полётов Кузьминский продолжал лекцию об авиации. Рассказывал  о военных лётчиках, которым не разрешалось летать перед публикой. О планах полётов над городами Сибири и Дальнего Востока, "где ещё никто не летал". О своей аварии, которая дала понять, что к полётам надо готовиться очень серьёзно.

На вопрос о том, трудно ли было после катастрофы вновь подняться в небо, Кузьминский отвечал словами Леона Делагранжа, первого лётчика-­гастролёра: "Аэроплан - это новый мир. Когда вы несётесь на нём в небесах, чувствуете себя отрешёнными от всего земного, ничтожного и живёте в этот момент чистой и ясной жизнью. Кто это испытал на себе, тот уже не в силах отказаться от полётов!" .

Первый полёт в Персии

После Миасса "Гном" летал над многими городами Сибири, а также в Китае, Японии, Вьетнаме, Камбодже, Индонезии.  

Вернувшись домой в 1922 году, Александр Кузьминский участвовал в создании Советского военно­-воздушного флота. Впоследствии в своих записках лётчик скажет: "Герои, первыми в мире проложившие тропу по воздуху на аппаратах, на которые не сел бы современный лётчик, сделали своё дело. Теперь черёд за молодёжью. Храбрых и решительных у нас хоть отбавляй!".